Одна из причин форсирования вакцинации – прямые выборы сельских акимов, которые состоятся в августе этого года. Хорошо бы к этому моменту подойти без серьезных эпидемиологических ограничений, чтобы обеспечить и явку, и легитимность всего процесса. Выборы акимов – это, конечно, осторожный шаг в сторону демократизации, но от их успеха зависит распространение практики на остальные населенные пункты.

Вообще, у нас любят работать с местным самоуправлением – вот-вот будет разработана новая концепция до 2030 года, уже внедрён бюджет 4 уровня, активно обсуждается введение бюджетов участия на селе. Возможно, государство таким образом пытается заполнить управленческие лакуны, возможно, сёла – и правда, хорошая площадка для гражданских экспериментов. Даже если что-то выйдет из-под контроля, оно останется в границах разумного из-за небольшого количества ресурсов и численности граждан (особенно активных).

Идеальная картинка будущего при этом, на мой взгляд, выглядит следующим образом: через горнило выборов проходят все акимы, кроме областных. Областные руководители должны по-прежнему назначаться президентом, быть носителями его воли и легитимности и сохранять унитарную структуру страны. Сторонники быстрой демократии при этом хотели бы, чтобы выборы начались именно с крупных городов и распространялись вниз, но у государства другая повестка и другое мнение на этот счёт.

В этом году выберут около трети от действующего акимского корпуска: 846 из 2346. Не у всякой партии есть ресурсы на то, чтобы покрыть все территории (разве что у Nur Otan наберется полный список), поэтому хорошо, что в законе оставили возможность для самовыдвиженцев, а муниципальный фильтр не выглядит угрожающим – всего 1% от числа избирателей в округе.

Но, пожалуй, главное – это смена парадигмы отношений. На истории с Мосгордумой (когда были митинги после снятия с предвыборной гонки независимых кандидатов) мы увидели, что люди активно стоят даже за тех, кому они делегировали лишь свою подпись для прохождения муниципального фильтра, не говоря уже о голосе. Избранный аким обладает куда большим влиянием на граждан, чем назначенный и это потенциально повышает доверие к местным органам власти. Основной смысл именно в этом – подстегнуть гражданское участие и понять, к чему это потом приведёт.

Видно, что и система придаёт этому процессу важный смысл: именно поэтому в публичную часть встречи президента с акимами областей была вынесена тема выборов. И ещё высока вероятность, что пока выборы не пройдут (и вакцинация тоже не дойдёт до нужны значений) никаких перестановок среди акимов и в правительстве не будет. Хотя и то, и другое будет критериями оценки работы исполнительной власти.

Прочитал сегодня замечательную новость – в Министерстве труда и социальной защиты объяснили, почему в Казахстане нет материнского капитала. Главная причина – это отсутствие проблем с рождаемостью.

Действительно, у нас сейчас пик рождаемости, нация растёт, детей очень-очень много. Но это в Российской Федерации материнский капитал был способом стимулировать женщин рожать. Получилось, откровенно говоря, плохо. Рожали те, кто (внимание!) и так собирался рожать, но сделал это чуть быстрее, чтобы успеть попасть в момент, когда программа действует.

Другая беда семей, где рождаются дети – это ситуационная бедность. Доходы семей, как правило, складываются из того, что и муж, и жена работают. После того, как женщина теряет трудноспособность, почти половина денег из семьи исчезает. Да, у нас есть пособие по уходу за ребенком – 40% от среднего дохода за период.

Но проблемы пособия в том, что люди а) не платят налоги, то есть не показывают реальный уровень зарплаты, б) зарплаты маленькие, и от них отрезают 60%, в) женщины получают в принципе меньше мужчин, г) пособие платят в течение года, что катастрофически мало, декрет длится дольше.

Из-за ситуационной бедность падает уровень потребления домохозяйства, люди экономят на всём (я это отлично помню, к сожалению), влезают в кредиты, в которые могли бы не влезать, будь им хотя бы чуть-чуть легче. А кредиты – это продажа своих доходов из более благополучных времен, если они вообще наступят. В момент, когда декрет заканчивается, наступают другие сложности: нет доступа к качественной инфраструктуре.

В большинстве случаев приходится отдавать ребенка в частный детсад, в который ты все равно платишь, даже если у него есть госзаказ, потому что дотация покрывает не так уж и много. Да и первые минимум полгода ребенок адаптируется и не позволяет женщине полноценно работать.

Я не то чтобы сторонник материнского капитала, но он позволил хотя бы чуть-чуть сгладить тот уровень бедности, с которым сталкиваются люди, решившие завести ребенка. А вообще нужно, конечно, просто провести реформу социального обеспечения семей, потому что никакой сети поддержки нет, и мы таким образом вредим не родителям, а детям, которые в важные годы недополучают внимания и любви от родителей, пытающихся свести концы с концами.

Ну и в этой новости есть еще одно бинго. Почему у нас нет в законе понятия "мать одиночка"? А потому что (цитирую): "Мы страна, которая должна культивировать свои культурные и семейные ценности, воспитание отцом и матерью, чтобы ребёнок рос в полной семье. Мы не должны культивировать разводные процессы и стимулировать рождение вне брака. Именно поэтому я могу сказать, что понятие "мать-одиночка" в Казахстане рассматриваться не будет".

Отрицаем социальную реальность, потому что она не укладывается в наши, мать их, ценности. Если вдруг в законе появится понятие матери-одиночки, то их количество вырастет!

Сегодняшнее расширенное заседание правительства можно назвать, скорее, тактическим. Никаких намеков на будущее послание не было, как, например, в прошлом году.

Президент прошёлся по наиболее актуальным общественно-политическим темам: инфляция, вакцинация, дальнобойщики, утильсбор, падёж скота и засуха. Перед выступлением главы государства в СМИ была артподготовка о пойманных фальсификаторах ПЦР-тестов и паспортов вакцинации.

Увольнение Омарова тоже тактическое (о нём говорили уже вчера). С одной стороны, в курируемой отрасли ситуация действительно катастрофическая, с другой стороны, это "привет" остальным, на чьей поляне тоже всё безрадостно. Например, Алексею Цою, которого с отставленным Омаровым можно отнести плюс-минус к одной и той же команде. Упомянутый срыв поставок Pfizer (которого я, если честно, и не ждал) – тоже интересный кейс в этой же плоскости, потому что вакцинацию никто не останавливал и нужен максимально широкий набор инструментов.

Из того, что я могу отметить отдельно: президент по-прежнему ориентируется на общественно-политическую дискуссию и читает, о чем говорят в социальных сетях. Это наш эрзац публичной политики, который позволяет выстраивать мосты между условным общественным мнением и принятием политических решений.

Однако сейчас, похоже, найден баланс между тем, чтобы удовлетворить общественный запрос и не перегнуть палку. Озвучиваются те меры, которые принято считать непопулярными и которые обычно президенту в речь не вкладывают, боясь за народную любовь: например, обязательная вакцинация, платные дороги. Об укреплении легитимности и аппарата главы государства я слышал уже не раз, и это видно. Такая незримая трансформация и приводит к тому, что он заходит на территорию, где смыслы уже нужно навязывать. Больше это делать некому.

Завтра начинается агитационный период на выборах сельских акимов, которые пройдут 25 июля. Больше всего на выборах представлены самовыдвиженцы (но пока непонятно, сколько людей отсеялось), следом идёт партия Nur Otan.

Одним из факторов успеха на выборов, кроме настроений на местах, будет межэлекторальная активность партий и наличие различных площадок для продвижения своих интересов.

Из всех партий, конечно, самая большая медиамашина у Nur Otan: она представлена не только площадкой Trends, но и различными медиа - от онлайн до традиционных.

Из «системной» оппозиции, если мы все-таки можем этот российский термин использовать на нашей поляне, внятных медиаресурсов нет ни у НПК, ни у Ак жол, ни у Ауыл. Сравнительно большой YouTube-канал у Adal, у них же есть разветвлённая сеть сервисов (даже онлайн-магазин с мерчем). Но ресурсы типа телеграм-каналов и страниц на Facebook - это слабые инструменты для работы с электоратом. Тем более на грядущих выборах. Они дают разве что поддерживать активность для тех, кто уже в курсе, о чем говорит та или иная партия. Телеграм-канал Перуашева или аккаунты Толеутая Рахимбекова известны и понятны только жителям столиц.

Партия - это прежде всего люди на местах, а не медиамашины. Люди слушают людей, которые в чем-то убеждены. Например, российская КПРФ в регионах через страх кооптировала сторонников Навального, которые имеют опыт работы в поле. В этом отношении Nur Otan борьбу смогут навязать только самовыдвиженцы (и часть из них, к слову, может быть либо замаскированными членами партии там, где может быть протестное голосование, а ещё часть позже может быть кооптирована).

Городской электорат здесь не решает, а на селе не особо смотрят в соцсети. Там решают ватсап-чаты как главный источник любого, в том числе и политического, контента (интересно вообще, кто-то работает в этом поле или нет).

Вообще, собираюсь посмотреть, как это будет сделано на местах - благо, что когда-то жил в посёлке, где будет, кстати, конкуренция: там заявились аж трое кандидатов.

Ждали, что ЦИК вчера даст более полные цифры по кандидатам в сельские акимы. Но пока нам сказали, что всего регистрацию прошли 1336 (из 2582), и 18% из них – женщины. Хотелось бы видеть, конечно, всех на едином портале с маркерами самовыдвиженец/партийный и краткой биографией, но имеем то, что имеем, увы. Будем пока опираться на пост Бауыржана Байбека, который нам сообщает несколько важных фактов.

Например, мы видим, что правящая партия не нацелена на 100% результат. Победить собираются в 80% избирательных округов. Конкурентам (и я настаиваю, что прежде всего – самовыдвиженцам) оставляют пространство для маневра. Конечно, учитывая, что у партий больше ресурсов, они будут более активными в агитации и в целом у всех есть свой, пусть и необязательно большой, административный ресурс, который позволяет действовать.  При этом партии получают хороший опыт – это совсем другой процесс нежели выборы в мажилис или маслихаты.

Почему еще хочется посмотреть на кандидатов, так это потому, что в Nur Otan, например, 36% новых лиц в кандидатах. Если смотреть по тому, где они собираются побеждать, то получается, что обновиться могут исполнительные органы в половине населенных пунктов. Обновление – это всегда хорошо, потому что такое движение заставляет многих переживать за свои места и хоть как-то активизироваться.

Я не большой фанат сельской местности, мне жить там категорически не нравилось, и урбанизацию считаю главным процессом. Но в Казахстане чуть менее половины граждан живут на селе (в том числе и в различных суперселах на 10-100 тыс. человек).

И если выборы дадут селам хоть какое-то движение, в том числе политическое, то жизнь там может стать чуть лучше. В Москве с муниципальных округов начинались многие политические карьеры новых политиков. Возможно, у нас село тоже даст новые кадры, и это будет хорошая точка для начала чего-то нового.

В США потихоньку разворачивается настоящая борьба с техногигантами. Сначала Байден подписал указ, который ограничивает сделки поглощения со стороны крупных компаний – говорят, это было направлено, прежде всего, на Facebook, который любил покупать только-только зарождающихся конкурентов.

Но самое интересное началось после: говоря о дезинформации в отношении вакцинирования, президент сказал, что такие компании, как Facebook, "убивают людей". Есть данные, что противники вакцинации опубликовали в "Фейсбуке", YouTube, "Инстаграме" и "Твиттере" посты, которые прочли более 59 млн человек. В США основная смертность (99,5%) – среди непривитых граждан.

Однозначно сказать, выльется это в ближайшей перспективе в какие-либо ограничивающие меры, сложно. Facebook говорит, что они не будут обращать внимание на высказывания, не подкрепленные фактами. Но отмечают, что несколько миллионов человек пользуются соцсетью для получения сведений о прививках. И с их стороны тоже есть заявление, не подтвержденное фактами: "более 2 миллиардов человек просмотрели авторитетную информацию о COVID-19 и вакцинах в Facebook, что больше, чем в любом другом месте в Интернете".

Пандемия нам показала, насколько соцсети превратились в информационные помойки. Различные американские аналитики-наблюдатели говорят, что Белый дом таким образом принуждает компании к более проактивной позиции – их не устраивает борьба с дезинформацией в текущем виде. И Facebook видится корнем зла, который коммерческие интересы ставит выше общественных, несмотря на то, что он, очевидно, стал своего рода социальной инфраструктурой.

Коронавирус очень многое изменил: сейчас нет времени думать о правах человека и заниматься убеждением антиваксеров. Сложные времена требуют сложных и непредставимых ранее решений с обязательной вакцинацией и поражением в правах. Со свободой слова ситуация тоже не такая однозначная: абсолютная свобода слова, какой хотят условные либерал-демократы, становится не столько благом, сколько инструментом убийства.

В США есть первая поправка, которая говорит, что  государство не будет ограничивать свободу слова, и это создаёт сложности. Её убрать не получится – это снесёт всю институциональную конструкцию. Но есть возможность давить на техногигантов, которые могли бы более активно заниматься очищением своих пространств от информации, опасной для жизни. Мы живём в медикалистском мире, и власть медицины над остальным будет усиливаться, ускоряться в своём развитии. Полагаю, это будет главным способом найти какую-то лазейку для ограничений, и наука может выступать главным цензором, производящим нормы.

Безусловно, и Facebook, и остальные будут сильно сопротивляться – им придётся за большие деньги строить отдельную архитектуру безопасности, чтобы алгоритмами не пользовались отрицатели коронавируса и прочие любители альтернативных способов вылечиться от хвори. Но раз уж есть такой поворот в человеческой истории, то придётся перестраивать и институты. Во всяком случае 1-2 поколения будут сопротивляться, а потом и к этому привыкнут.

Прислали материал о выборах сельских акимов. Если коротко, то он целиком состоит из возмущения о том, что к кандидатам в акимы слишком жёсткие требования, а кампания довольно ограничена по времени. Автор, что характерно, не приводит ни одной цифры.

А ведь цифры и говорят о том, что действующая правовая рамка вполне рабочая. Если бы фильтр был бы чрезмерно жестким, то мы бы не получили такое количество кандидатов. 2297 (или 88,9% от тех, кто проявил инициативу) из них прошли необходимую регистрацию. Кандидатами от политических партий стали 878 человек (38,2%). Большая часть – самовыдвиженцы (1419), которые с партиями не аффилированы.

Если говорить о том, что в анамнезе у кандидата должен быть управленческий опыт (в т.ч. госслужба), то здесь нет ничего удивительного. Я понимаю, что в парламенте не должны сидеть юристы – там одна из функций репрезентантивная. А аким должен быть компетентным и способным принимать решения о бюджете (пусть и небольшом), он же должен понимать, как устроена государственная служба, чтобы эффективно продвигать инициативы и выбивать деньги на проекты.

У наших людей очень странные представления о государственной службе и работе акима. Когда ты попадаешь в эту систему, то удивляешься, насколько всё сложно устроено и какие системы сдержек выстроены вокруг тебя. И вокруг работают люди, которые умеют отличать постановление от приказа, пишут какие-то справки и аналитички, согласовывают документы, пишут законы. Бюрократия – это ведь не только ругательное название бумажной волокиты, но и номинация целого социального класса людей, которые работают в публичном секторе, и у них есть специфические характеристики.

Успешность регистраций большинства кандидатов вполне себе опровергает любые манипулятивные тезисы. Из интересного, конечно, еще и то, что автор уповает на возможный паралич госуправления после выборов. Но те рамки, которые выстроены, как раз направлены на то, чтобы паралич не допустить. Да, это, возможно, и излишняя осторожность в некоторых пунктах закона, но если эти выборы пройдут успешно, то дальше электоральность пойдёт на уровни выше. И там уже действительно есть за что бороться.

Есть у меня любимый жанр: смотреть на нашу политическую ситуацию через оптику великих. Один из примеров - инфляция, которая внезапно стала очень заметной. Уолтер Липпман, изобретатель концепции общественного мнения, а вслед за ним Бруно Латур говорили о том, что как только какая-то проблема попадает в поле зрения публики, то она становится политической.

В последнее время, кроме выборов сельских акимов, ещё много говорят и о том, как регулятор должен реагировать на рост инфляции. Есть мнение, что нужно поднимать базовую ставку (вслед за российским Центробанком, который такое решение принял – они ставку подняли на 1%, до 6,5%), есть те, кто говорят, что нужны более долгосрочные меры, связанные с другой мантрой – диверсификацией экономики.

Интересно, что такая дискуссия ведётся не только у нас: например, в США, где очень сильный финансовый сектор, банкиры очевидно давят на ФРС, чтобы повысить ставку, но там и ситуация другая. Нынешнее правительство Байдена настроено на более мягкую политику (за что ее и называют социалистической). При этом все сходятся во мнении, что там высокая инфляция носит временный характер.

Пока консенсус в Казахстане складывается таким образом, что Нацбанк должен поднимать ставку не выше, чем на 0,25%. Это будет, скорее, символический жест, который демонстрирует намерение на ужесточение. Опрос АФК показывает другое: на рынке думают, что ее значение не поменяется - как было 9%, так и останется.

В целом у меня есть ощущение, что сейчас нет верных и неверных шагов, чтобы прям по учебнику. Каждый использует свой национальный опыт, а что будет дальше - неизвестно. Это игра со многими неизвестными. Одно понятно точно: инфляция стала слишком заметной, это связано не только с нашим внутренним потреблением, не только с диверсификацией экономики.

Это всеобщий мировой тренд, связанный (внезапно) с пандемией и остановкой махины современной мировой экономики, с которым государствам предстоит жить как минимум этот год. А возможно, и дольше.

Выборы сельских акимов закончились, и предварительные результаты показывают, что Nur Otan предсказуемо набрал желаемые 80%. Подсчеты ещё будут некоторое время идти, но общая картина по республике пока такая, и она выглядит убедительно. Количество ресурсов, положенных на победу, и низкая протестность сельской местности привели к тому, что правящая партия выбила нужный ей KPI.

Коллеги пишут, что свои акимы есть уже у ОСДП, Адал и Ак Жола. Самовыдвиженцы ожидаемо показывают хорошие результаты: в Карагандинской области они взяли 14 мест. Я очень надеюсь, что из пула сельских акимов будет формироваться в течение ближайших лет кадровый резерв на более высокие должности. Электоральные процедуры должны расширить возможности прохождения социальных лифтов для политиков.

Несмотря на довольно большое количество наблюдателей, на выборах не было зафиксировано серьезных нарушений. Такие новости обеспечивают процессу довольно высокую легитимность, и прошедшие кандидаты, даже если они не будут согласны с действиями властей уровнем выше, могут при грамотном менеджменте опираться на волю своих избирателей для отстаивания интересов населенных пунктов.

В целом эта реформа Токаева, как мне кажется, положила начало не только процессу децентрализации, но и изменению облика акимского корпуса. Безусловно, сейчас прошли выборы на должности, к которым не относятся большие полномочия и бюджеты, однако началась постепенная эрозия прежних управленцев. Если учесть, что Nur Otan, убедительно забравший 80% мест, обновил списки, а часть участков взяли оппозиционные партии и граждане, мы можем говорить о том, что почти половина руководителей поменялась.

Причем даже необязательно, чтобы новые акимы были более профессиональными, чем их предшественники. Важен именно процесс обновления и динамика, которая даёт людям понимание, что участие в политической жизни населенного пункта приносит как выгоды, так и убытки, если выбор был сделан неправильно. Дальнейшее повышение уровня самостоятельности местных бюджетов предоставит избранным представителям акимского корпуса возможность получить боевое крещение и научиться принимать решения.

Через три года мы ждём теперь выборы районных акимов, и там схватка за ресурсы будет еще серьёзнее, потому что возможностей для политического действия там гораздо больше, и амбиции у кандидатов, соответственно, тоже будут выше. А вообще пока создаётся впечатление, что этот пункт политических реформ Токаева – наиболее убедительный, потому что создаёт новый политический опыт в стране, которая выбирала представителей и верховную власть, но никогда не влияла на людей, от которых напрямую зависит повседневность.

​​Казправда опубликовала итоги выборов сельских акимов по областям. Подсчет в целом занял немного времени, хотя сейчас процессом организации выборов занимались непосредственно ТИКи, система была децентрализована. Как мне стало известно, сводную информацию по всей стране никто официально озвучивать не будет. Пока по областям результат такой:

- Nur Otan – 627 чел., или 86%
- Ауыл – 33 чел., или 4,4%
- ADAL – 15 чел., или 2,1%
- Акжол – 11 чел., или 1,5%
- НПК – 10 чел., или 1,4%
- ОСДП – 1 чел., или 0,1%
- Беспартийные самовыдвиженцы – 33 чел., или 4,4%

Ранее Байбек ставил KPI, что не менее 80% мест заберёт Nur Otan, но, судя по всему, “перебор” получился благодаря самовыдвиженцам, которые были на самом деле членами правящей партии. Я такой сюжетный поворот этой электоральной кампании предсказывал. Учитывая, что речь идет о сельской местности, где все друг друга знают это интересное решение.

По моим данным, из общего списка Nur Otan – 65 самовыдвиженцы (8,9% от общего количества). Вряд ли люди не знали, что это замаксировавшиеся нуротановцы – на селе скрыть ничего невозможно, информация проходит очень быстро, поэтому это немного не то, что делали, например, единороссы, выдвигавшиеся как независимые без поддержки партии.

Многие из самовыдвиженцев – действующие акимы, госслужащие, руководители всевозможных бюджетных и коммунальных предприятий, то есть электорат правящей партии.

Вот такой расклад по областям:

В Акмолинской области из 95 мест у Nur Otan – 74. Из 14 самовыдвиженцев, 11 – действующие акимы (одновременно руководители первичек Nur Otan), еще 2 – активные госслужащие. Традиционно, все акимы и госслужащие, включая руководителей ГКУ, ГКП и так далее, являются членами Nur Otan. Таким образом, можно с уверенностью предположить, что правящая партия получила 87 мест (74+13) из 95 или 91,5%.

Среди таких самовыдвиженцев: аким с.Аксу Асель Нурашева, аким с. Новомарковка Григорий Самойленко, аким с. Московское Елена Петричко, аким Катаркольского с/о Мереке Кусаинов и т.д.

В Алматинской области в 71 сельском округе Nur Otan победил в 57 с/о, все 11 самовыдвиженцев – действующие госслужащие. Итого у Нур Отана – 68 из 71 мест.

Среди самовыдвиженцев: по Жансугуровскому и Булексазскому с/о-м победили руководители отделов ЖКХ Ильяс Мусабаланов и Серик Куныпияев, по Молалинскому с/о победил действующий аким Серикжан Даутбеков и т.д.

Партийный расклад, несмотря на отсутствие неожиданностей, интересный: Nur Otan сохранил доминирование, но новый для избирателей Adal забрал больше мест, чем НПК и Ак жол. А самовыдвиженцы – из тех, которые совсем беспартийные, составили приличную конкуренцию Ауылу – у них по 33 голоса.

Всё прошло хорошо и спокойно. Думаю, хороший шаг и к демократизации, и к децентрализации.

Токаев встретился с избранными акимами. Зацените взгляд парня в бежевом костюме.

Пандемия и инфодемия стали уже, по сути, синонимами на нынешнем историческом этапе. Мы жили в гиперинформационном обществе, но чрезвычайная ситуация показала нам его тёмную сторону: большие коммуникационные платформы оказались не только благом, но и рассадником дезинформации, которая убивает. Я уже писал о том, что понятие свободы слова сильно трансформируется, и речь не только про cancel culture, но и про то, что распространение некоторой информации приходится ограничивать.

Государства по всему миру пытаются выстроить новые «правила игры». Проблема еще и в том, что саморегуляция перестаёт работать – если вы быстро и ответственно реагируете на вброс или фейковую новость, то у вас нет никаких гарантий, что ответ будет точно таким же виральным, как и его причина. И речь уже не только про репутацию, которую можно довольно быстро стереть в порошок, но и про угрозу национальной безопасности.

Сегодня законы по борьбе с фейками уже вовсю работают в странах ЕС. Например, в Германии еще в 2015 году крупные интернет-компании подписали с немецкими властями договор о нераспространении ксенофобии и фейковых новостей. В 2018 году в стране вступил в силу специальный закон «Об улучшении правоприменения в социальных сетях». Теперь соцсети с аудиторией более 2 млн человек могут быть оштрафованы за несвоевременное удаление публикаций, содержащих фейковые новости и разжигающие ненависть. Во Франции три года назад приняты законы по борьбе с манипулированием информации. Пока, очевидно, это рамочные законы, у которых мало подробностей и которые еще только начинают структурировать реальность по-новому.

Евросоюз пошел дальше и ввел право на забвение. Теперь любой житель ЕС может потребовать у компаний, чтобы поисковые машины не выдавали ссылки на сайты с «устаревшей информацией личного характера, если она не имеет общественной значимости». После принятия закона многие американские компании закрыли доступ на свои веб-сайты европейским пользователям, но это, конечно, overreaction из-за того, что непонятно, как дальше работать и что делать. Возможно, право будет развиваться на живом материале – благодаря судебным процессам, и тогда границы разумного и доступного будут более четко очерчены.

В Казахстане отдельного закона о борьбе с манипулированием информацией, а также о праве на забвение нет. Пока создателям фейков предъявляют статью 274 Уголовного кодекса РК «Распространение заведомо ложной информации», и статью 73-3 «Клевета» Административного кодекса. Не могу сказать, что нынешнее законодательство работает, чаще всего есть искажения, и скорее всего новой повесткой для парламента станет как раз уточнение законов об информации, потому что наша законодательная рамка сейчас негибкая, и поэтому она либо не применяется, либо вынуждает к слишком жёстким мерам.

Коллеги говорят, что количество исков о защите чести и достоинства растёт очень быстро – за 3 года был рост 50% (и это данные за 2019-й, то есть сейчас может быть еще больше). Понятно, что есть иски как в случае впавшего в депрессию чиновника или от оскандалившегося руководителя управления земельных отношений Карагандинской области (когда он был акимом Каркаралинского района), но всё это создаёт ощущение того, что теперь, когда интернет всё помнит, вопрос “клеветы” встал для многих ребром. Надеюсь, кто-нибудь из коллег проведёт анализ и посмотрит тенденции по всем искам последних лет.

Из интересного еще и то, что у нас было два знаковых процесса по клевете – Тайжан против Сейсембая и Байбек против Мамая. Самое сложное в таких случаях – добиться исполнения решения суда. Сейсембая уже вынудили оплатить штраф, теперь принуждают к извинениям. Байбек, как мы знаем, тоже выиграл суд, но Мамай еще не удалил материалы и идёт в отказ. Какой выход из ситуации – пока непонятно, но есть вероятность, что он нарвется на более жесткие меры. Закон суров, но это закон. Если у нас появится еще и право на забвение (насколько знаю – это обсуждается), то хода назад не будет и власти будут давить на платформы, как это было проделано недавно с LinkedIN.

Продолжая тему дезинформации. На днях по Facebook прокатился пост о том, что известный журналист умер после того, как начал делать дыхательную гимнастику от Айны Бакеевой. Разумеется, сейчас всё это воспринимается как прямое обвинение в смерти другого человека.

Однако подобная вещь задаёт для права и общества в целом интересный модус, неудобный для правых: мы де факто таким образом признаём, что даже взрослый человек, совершивший выбор на основе недостоверной информации в ситуации, близкой к чрезвычайной, отчасти перевешивает вину за выбор на того, кто эту информацию распространил.

Я подозреваю, что на коронавирусе этот вектор развития не остановится. Мы уже видели большую дискуссию о манипулировании выборами в США. Это был как бы предвестник, а теперь информация ещё может быть де юре смертельной.

Безусловно, у таких дел должно быть несколько шагов экспертизы: как принималось решение погибшим, от чего он умер, как получил информацию, ссылался ли он на источник информации. Но одно понятно точно – свободе слова в её предыдущем понимании постепенно приходит конец.

Чрезмерный профицит информации приводит нас именно к тому, что мы будем вынуждены исследовать последствия, которые она производит. Это, конечно, не пропаганда Геббельса и не Радио тысячи холмов, но поворот истории или пусть даже его потенциал очень интересные.

Недавно с коллегами обсуждали деятельность политических партий в Казахстане. У нас, к сожалению, не такая крутая инфраструктура, как на Западе, где есть обширное активистское крыло под каждой партией. Но есть традиционные картельные партии, которые скорее представители государства, а не граждан.

Из-за этого есть нарушения связи между истеблишментом, который идёт избираться, и непосредственно избирателями. Это создаёт искажение, при котором во время электорального процесса в инфополе появляются разные относительно радикальные и популистские вбросы – от НПК социального характера, от Ак жол – в основном по националке.

Между выборами есть разве что выходы в прессе различных депутатских запросов, а низовой активности, к сожалению, немного или вовсе – почти нет, потому что нет республиканской инфраструктуры, которая и строится на активизме и вовлечении в работу партии.

У Nur Otan такая активность построена технократично и немного сухо, это отчасти абсорбирует политизацию и создаёт для граждан канал, по которому можно решать свои вопросы различными методами. Я почитал про проекты партии – в них есть многое, это, по сути, дополнительная дорожная карта, которая в помощь правительству помогает создать сеть активностей там, где система не всегда срабатывает.

Из того, что зашло конкретно мне – это работа по проекту “Бакытты отбасы”, где есть информирование граждан по различным вопросам – от АСП до семейно-бытового насилия, а также профилактика суицидов, подростковой беременности, бытового насилия, преступлений совершенных несовершеннолетними. Почему я это считаю важным: в таких делах важно людей отчасти вытаскивать из их социального поля и показывать, что мир не сузился в точку, он всё так же широк. Партийцы говорят про охват в 88 тысяч человек. Если хотя бы части этих людей удалось спасти жизнь или открыть новые перспективы – уже хорошо. Капля камень точит.

В целом я увидел, что выстроена именно система информирования казахстанцев о различных возможностях, о которых они не знали. Такие штуки касаются не только социальных вопросов, но и малого предпринимательства, инфраструктуры. Иногда человек не может решить что-то годами и мучается с акиматскими работниками, а одно обращение вообще в другую сторону помогает навести порядок.

Что я хотел бы увидеть, так это массовое информирование граждан о вакцинации через инфраструктуру партии. Учитывая, что у них получается набирать охваты, то по пути можно обрабатывать тех, кто не готов прививаться и получать конверсию. Важнее вопроса всё-таки сейчас нет.

По следам "языкового" конфликта и последовавшего щитшторма в социальных сетях много думал. Например, над тем, кого в Казахстане называют "политиками". Особенно в оппозиционной среде, потому что бюрократию у нас редко так именуют – из всех госслужащих политиком может быть только глава государства, потому что у него, по сути, на это монополия.

В последние годы произошла девальвация этого термина, и теперь раз ты вышел на митинг или даже в социальных сетях называешь себя политическим деятелем, то так назовут тебя и остальные. Не удивительно, конечно – депрофессионализация консулась и финансовых аналитиков, журналистов, экономистов. То есть любой более-менее символически значимой профессии, с помощью которой можно навязывать своё мнение.

Так кто у нас политики? Ну, за исключением тех, кто занимается государственным управлением и при этом активен в публиной сфере. Такой нейминг был какое-то время у Косанова, как у предпоследней политической надежды, у некоторых представителей "Оян, Казахстан" – тоже. Теперь так называют Мамая, хотя он никогда не занимался ничем, кроме дурно понятой журналистики (ещё сидел за то, что брал деньги не там, где нужно).

Требовать кредитную амнистию после кредитной амнистии и запрет продажи земель иностранцам после запрета – это не политика. Также Мамай попытался прокатиться на языковом вопросе. Проблема только в том, что политика упирается в истории успеха, в формирование и изменение среды вокруг себя, а не в наращивание подписной базы страниц в социальных сетях.

Я понимаю, что аудитории, в которую метит Мамай, например, всё равно, как проходил суд, где он проиграл Байбеку. Теперь им всё равно будет на апелляцию. Он не пришел в суд подготовленным, он даже не подготовил какую-то речь, как Ася Тулесова, которая стала хотя бы частично известна неалматинцам за счёт неё.

Политик всегда строит инфраструктуру, как это делал, например, Навальный. Он собирает вокруг себя людей, он защищается тогда, когда это нужно, он производит какие-то действия. У нас такого ничего нет: мы видим только упертый нигилизм.

Проблема в том, что собирать вокруг себя просто вечно недовольных мало – нужны те, кто способен писать программы, заниматься лоббизмом, собирать ресурсы и инфраструктуру. В противном случае не только суд не выиграть, но и партию не построить.

К слову, думаю, что надо бы сделать публичный список различных лидеров общественного мнения и «политиков» с их позицией по вакцинации.

Вот где маркер социальной ответственности будет.

Интересно, что дезинформация связана не только с производством фейков. Часто это еще и непрофессиональная работа журналистов. Возьмём пример: сегодня на Tengrinews появилась новость о том, что "вакцина Sinovac увеличивает риск временного лицевого паралича" со ссылкой на "ученых".  

После того, как её скрин запостила Айна Бакеева в сторис, я решил, раскопать, в чем же дело. Журналисты ссылаются на публикацию Lancet, что уже настораживает – неужели там что-то действительно серьёзное. На деле новость – полная копипаста того, что вышло на РИА Новости.

Главный факт в новости на РИА и Tengri: "Группа ученых из Университета Гонконга обнаружила, что среди 100 тысяч человек, получивших вакцину CoronaVac, в течение первых 42 дней наблюдается на 4,8 больше случаев возникновения временного паралича лицевого нерва (паралича Белла)". Подробностей там нет, утверждается лишь то, что есть побочка, но она критически мала и проходит сама собой.

Очевидно, что этой информации здравомыслящему человеку недостаточно, нужны абсолютные цифры. Долго искать не надо, коллеги из Informburo (там тоже заголовок алармистский) это сделали за нас. Среди привитых CoronaVac (450 тысяч человек) было отмечено 28 клинически подтверждённых случаев развития паралича Белла. Среди привитых Fosun-BioNTech (аналог вакцины Pfizer-Biontech) – 540 тысяч человек – таких случаев было 16. В норме паралич Белла встречается в популяции 1-4 случая на 10 тысяч. И ещё его связывают с простудными заболеваниями.

В общем, когда читаешь более полную информацию, то понимаешь, что поводов для громкого заголовка нет. Самый честный должен звучать так: "Из 450 тысяч привитых гонконгцев 28 человек столкнулись с временным параличом лицевого нерва". Там и отклонение от нормы в популяции не выглядит критическим, особенно на фоне того, что люди, кроме получения прививок, еще и болеют новой болячкой.

С такими друзьями, как говорится, и врагов не надо. Новый день – новые поводы для спекуляций у антиваксеров.

Никита Шаталов, эксперт Института евразийской интеграции (Нур-Султан), @shatalkanal@shatalkanal

Вчера в Казахстан третий раз за полтора года прибыл российский премьер Мишустин. Нынешний визит – политический. Судя по новостям в российских изданиях, уже прошли переговоры с Токаевым, следующий на очереди – Елбасы. Не исключено, что Мишустин сейчас выступает для Путина, сидящего на самоизоляции, аватаром, который представляет интересы президента. И именно это может объяснить частоту визитов.

Но главное даже не это – незадолго до приезда Мишустина в крупнейших российских федеральных СМИ поднимали тему русского языка в Казахстане. Сначала RT, а потом и Россия 24 рассказали о “языковых патрулях” и принудительных извинениях русских казахстанцев за незнание госязыка на камеру. Как всегда это вызвало очень бурную дискуссию, в которую пришлось даже вмешаться первому замглавы АП Даурену Абаеву, который отметил, что такие действия недопустимы, и русским языком в Казахстане владеют 90% граждан. Вчера Мишустин во время встречи с Маминым отдельно остановился на русском языке, а точнее поблагодарил руководство Казахстана за внимательное к нему отношение и подчеркнул его значение для “многопланового сотрудничества”.

Подобная арт-подготовка в российских СМИ визита премьера в Казахстан не выглядит случайностью или совпадением. Русский язык, как подчеркнул Мишустин, и правда инструмент – возможно, с его помощью сейчас оказывается давление для принятия какого-то важного для российской стороны решения. Например, в стенограмме, опубликованной на сайте Мишустина, есть упоминание атомной энергетики, которая в Казахстане вызывает споры: общественность выступает против строительства АЭС в стране, несмотря на то, что правительство владеет Казатомпромом. Но, скорее всего, то, что нужно российской стороне осталось в закрытой части переговоров, которую нигде не опубликуют.

Интересно и другое: на сайте “Комсомольской правды” вышла заметка о визите Мишустина, и в заголовок вынесли именно русский язык, а не экономическое сотрудничество, которому по большей части и посвящен текст. Там же цитируется фейковая информация из мартовской статьи псевдоэксперта Никиты Мендковича на lenta.ru, что “по плану властей к 2023 году все школьники должны будут обучаться на казахском”. Этот фейк был опровергнут официально: через дочерний сайт Министерства информации и общественного развития, и опровержение цитировал казахстанский филиал агентства “Спутник”. Также “Комсомольская правда” повторила тезис Мендковича о якобы усилившихся во власти националистах.

Пока непонятно, что это такое: способ давления на Казахстан или очередной нарратив, низовая инициатива руководителей медиакорпораций. Похожую вещь, что интересно, сделали и с Байденом – пресса нарисовала образ выжившего из ума деда, который Путин потом на пресс-конференции в Женеве был вынужден лично опровергнуть как не имеющий ничего общего с действительностью. В Казахстане тоже не так страшен черт, как его малюют: проявления бытового национализма в стране есть, но у него нет институциональной подпорки, а положение русского языка довольно прочное не только в отдельных регионах, но и по всей республике: например, сегодня вышла информация, что 56,9% граждан получают госуслуги именно на официальном, то есть русском, языке.

Грустно другое: либо нами пытаются манипулировать, чем только вредят, разжигая внутри противоречия, либо и того хуже – принимают решения на основе неверных данных, которые были сделаны российскими же “аналитиками” и наблюдателями. Если отвлечься от того, что происходит в казахстанских социальных сетях, то реальность куда спокойнее, хотя и сложнее – русский язык будет сдавать позиции в пользу казахского только в силу демографических факторов. Но он останется языком деловых отношений, торговли, да и просто языком внутренних коммуникаций очень долго – и очень протяженная граница с РФ, и советское влияние на урбанизацию и образование – главные институциональные факторы для сохранения статуса русского языка. А остальное уже – исключительно внутриказахстанское дело.
@kstati_p

Выглядит как новая реальность

https://t.me/tass_agency/70867

Кстати, о профессии. Хочу выразить своё уважение главреду Tengrinews.kz за кейс на скриншоте — внесённые изменения с выноской в начало статьи о том, что они были сделаны — это очень круто. Все журналисты — люди, мы все ошибаемся, иногда очень сильно. И когда мы признаём это — мы восстанавливаем доверие читателей к СМИ, восстанавливаем редакционный стандарт.

Олжас, спасибо вам!

ПС: речь шла о параличе Белла и редактор не перепроверил информацию, затем была сделана перепроверка и внесены изменения