​​Уже совсем скоро во всех концертных залах будут греметь литавры из Ленинградской симфонии Шостаковича, напоминая нам о том, что всякая диктатура страшна, война – убийственна, а высшая ценность – это человек и его свобода. Но говорить сегодня мы все же будем не о Седьмой Дмитрия Дмитриевича, а о схожем по настроению и мысли произведении – Третьей симфонии украинского композитора Бориса Лятошинского.

Лятошинский в своем произведении затрагивает те же темы, что и Шостакович, особенно ярко они выражаются в трагическом финале, являющем собой манифест о том, что война – общечеловеческая трагедия, где нет победителей или проигравших. Такой настрой конфликтовал с правящей идеологией тех лет, поэтому композитору пришлось переписать последний фрагмент, изменив кульминацию с трагической, на победную и оптимистичную¹. В последней редакции, на мой взгляд, философская концепция произведения проседает и намеренно плакатное завершение портит полную картину масштабного антивоенного откровения.

Жесткая по звуку первая часть, играемая медной группой, рисует безжалостность войны, ее механическую безжизненность и отсутствие всего живого и человечного. Это рефлексия на первую половину двадцатого столетия в целом, на его идеологию, где человек и его индивидуальность стираются под натиском всеобщей индустриализации. Вторая, самая откровенная часть, играемая деревянной группой, – это трагедия человека на фоне войны, его личность, мироточащая на механизированной иконе сверхчеловека. Третья часть, отданная струнным инструментам, отводит нас к традиционным народным мотивам, которые вступают в конфликт с основной партией первой части – военизированными, машинными гармониями. Композитор, думаю, указывает на путь спасения, который он видит в христианских ценностях. Сложная для советского времени мысль, но вся эпичность действа в третьем фрагменте все-таки приводит нас именно к этому выводу. Четвертая часть, как уже было сказано ранее, в первоначальной редакции, носит характер пацифистского манифеста. Обратите внимание на звучащий в кульминации треугольник, имитирующий звон колоколов, он, на мой взгляд, подтверждает общий христианский посыл симфонии, а финалу придает характер панихиды по первой половине XX века. #Лятошинский

¹ Мы публикуем произведение целиком во второй редакции, и финал первой редакции отдельно.

​​Девятая симфония – это высшее достижение Брукнера-симфониста, его итоговое высказывание, заключающееся в прощании с жизнью. С одной стороны сверхмысль опуса схожа с финальным откровением Чайковского (Шестая симфония)¹, с другой Брукнер не иллюстрирует здесь жизнь. Возвращаясь к его более ранней – Восьмой² симфонии, Девятую можно охарактеризовать как некое «падание» на землю и переосмысление своих прометеевских взглядов на творческую силу, покорявшую Олимп в Восьмой, где герой-человек достигал высшие романтические цели – равнение с богами. В Девятой же центральной темой композиции является борьба фатума и человека, которая закончилась трауром для последнего.

Особенность симфонии в ее, так скажем, готическом, остром характере, и хотя симфонизм Брукнера относится к позднему романтизму, влияние классицизма, особенно Бетховена, очень ярко проявляется во второй части, создающей настроение конфликта двух поколений. И если классики чаще всего успокаивались и находили гармонию в пасторальных мотивах, Брукнер наоборот указывает на возвышающиеся заостренные шпили соборов. Достигается это контрастными темами, которые развиваются волнообразным нарастанием, с резкими паузами и «озарениями». Напомню, что Брунер был глубоко верующем человеком и с помощью музыкальных приемов, рисуя картину храма, он указывает на то, где стоит искать спасения.

Имеет смысл провести параллель с Девятой симфонией Бетховена. Если венский классик видел спасение в народном сплочении, и это его путь «в светлый храм», то Брукнер больше углублен в религиозную концепцию. Композитор, зная, что не успеет дописать финальную четвертую часть, рекомендовал вместо нее использовать его Te Deum. Это наиболее логично, ведь третья часть иллюстрирует смерть, а после нее должна была последовать исповедь и восхваление Всевышнего. Но из-за драматургической целостности трех написанных частей Девятой симфонии, произведением Te Deum ее сегодня не заканчивают.

На всякий случай, помимо самой симфонии Брукнера, мы опубликуем еще и Te Deum. #Брукнер

¹ Шестая симфония Чайковского. Читать »
² Восьмая симфония Брукнера. Читать »

Струнные инструменты – скрипка, мягкий альт, одухотворенная виолончель – наиболее близки нашему восприятию. Их звуки гибкие и поющие. Своими откровенными мелодиями они словно раскрывают секреты мира, его глубинную сущность... В плейлисте «Ст рунная медитация» мы собрали одни из самых красивых мелодий для струнных. Некоторые композиции здесь грустные, другие обнадеживающие, а третьи – вдохновляющие. #Подборка

​​​​Классицизм в музыке – то самое время, когда «лучше и трава зеленее». Проблемы личности и общества практически не осмыслялись мелодиями этого периода. А если таковое и было, то музыка всегда выступала в качестве спасительной пилюли. Вспоминается только, что «Аппассионата» слегка действовала на нервы Ленину:), думаю, лишь оттого, что вождь не мог представить как в нелегкое (грязное) время люди могли писать «нечеловеческую» музыку, так далекую от земных трудностей. Говорить, конечно, мы будем не об этом, а об Октете фа-мажор Франца Шуберта. Это тоже прекрасное бесконфликтное произведение о красоте природы, являющейся у классиков обобщением жизни, – жизни как Бога, т. е. идеальной формы не обремененной бытом. У композиторов барокко музыкальная сверхзадача – это восхваление Всевышнего, классики же сместили эту ось на воспевание жизни и человека.

«Произведение г-на Шуберта соответствует признанному таланту автора. Оно светло, приятно и интересно; только может быть, он слишком долго занимает внимание слушателей», – писала венская газета Allgemeine Theaterzeitung о новом на тот момент сочинении Франца Шуберта. Коротко и по делу. Действительно, для камерного произведения фа-мажорный октет слишком масштабен. Но без этой гениальной «затянутости» не было бы таких мэтров, как Брукнер или Малер, которые многие стилистические приемы переняли у Шуберта, в частности углубленность гармонии в психологическую сторону человеческой души. А душа – это песня. Мелодическая структура октета схожа именно с ней, здесь музыка превращается в поэтическое высказывание о жизни, где отражаются все оттенки настроений и переживаний.

Музыка Шуберта – это мелодия природы. Здешние темы, подобно облакам на небе, сменяются с мажора на минор и наоборот. Вступающие мрачные мотивы довольно быстро растворяются в поэтических образах безмятежной природы. Как мы сказали ранее – в классицизме авторы выбирали светлую сторону силы, поэтому Шуберт, писавший октет во время серьезного заболевания, не уводит музыку в направление осмысления собственной боли, а напротив – избегает этой действительности в некой плоскости грез, оставляя для жизни и творчества лишь положительную сторону бытия. Предпочитая свет тьме. #Шуберт

​​​​Италия вдохновляла ни одно поколение музыкантов, и ей, вероятно, посвящено больше всего мелодий классической музыки. Этой стране мы обязаны за одного только Чайковского, который вдохновившись зноем солнечной Флоренции подарил миру ни один шедевр. Не обошла «итальянская тема» и французского композитора – Гектора Берлиоза. Наиболее характерное в этом отношении произведение – Гарольд в Италии.

Данная симфония – это поэтическое полотно с образом лирического героя XIX века, – мечтателя томимым собственными мыслями. Прообраз музыкального Гарольда взят из поэмы Байрона «Паломничество Чайльд-Гарольда», но композитор не осмысляет литературного персонажа, а скорее обращается к самоуглубленным поискам себя. Берлиоз, словно потерянный в чужой стране, цепляется за воспоминания, пытаясь найти в них дорогу домой, иначе говоря – собственный творческий путь. Интересно, что музыкальный Гарольд ищет себя в природе (первая часть), в духовности (вторая часть) и в любви (третья часть), т. е. в тех фундаментальных вещах, на которых держится вся классическая музыка.

Финал – особенно интересен и контрастен к предыдущим частям, его музыкальная тема  отсылает нас к услышанному раннее. Во-первых, такой прием дает нам возможность интерпретировать произведение не как хронологический рассказ, а как непоследовательное повествование, где «оргия разбойников» – это настоящее, от которого уходил в воспоминания романтический герой, но отвергаемые темы ранних фрагментов симфонии указывают на то, что реальность одолевает грезы лирика и возвращает его в действительность – мир после Великой французской революции и наполеоновских войн. Во-вторых, мы можем услышать здесь связь поколений, а музыкальная вакханалия кульминации, изобилующая темами гражданского пафоса, напротив – есть результат композиторского поиска, который от пасторальных мотивов уходит в тематику революционного гражданского эпоса. #Берлиоз

​​​​Чудеса современного мира. Кто только не пытался реконструировать «Неоконченную» симфонию Шуберта. На сей раз это сделал искусственный интеллект смартфона известной китайской фирмы¹. Исправил ошибки, сделал оркестровку и «очеловечил» партитуру ИИ – композитор Лукас Кантор. Его работа заняла 30 дней. По словам музыканта, создать произведение такого уровня за столь короткий срок – невозможно. Ну да, конечно, вспомните Вивальди, который писал оперы за 5-7 дней:) Секрет плодовитости итальянского скрипача в том, что он занимался неким коллажированием уже написанных им мелодий, создавая таким образом новые. Впрочем, искусственный интеллект проделал примерно то же самое, проанализировав произведения Шуберта, он «осознал» наиболее характерные музыкальные приемы австрийского классика и создал на их основе окончание знаменитой симфонии, после чего эти компьютерные наработки доделал уже человек. Ну что ж, послушаем. Файл прикрепляем.

Слушая первую половину симфонии, т. е. написанные и всем известные первые две части, скажу,  – исполнение мне не понравилось, сложилось ощущение, что исполнители подошли к интерпретации как-то искусственно. Сама же реконструированная мелодия начинает играть где-то с 25-й минуты. И вот она уже интересна. Есть о чем подумать. Я же больше склоняюсь к тому, что вся эта шумиха не более чем рекламная кампания смартфона и в большей степени два фрагмента Восьмой Шуберта дописаны самим Лукасом Кантором.

Если же абстрагироваться от всего этого и задуматься о потенциальной силе искусственного интеллекта, то, вероятно, новое слово в классической музыке скажет уже не человек, а компьютер... #Шуберт

¹  Марку не раскрываем, чтобы не сочли за рекламу, кому интересно – google в помощь.

Помните анекдот¹ про еврейского мальчика, который в школе называл 6 времен года? Так вот, мальчик действительно все позабыл и вопрошающая – «И шо это таки было?» – мамочка была в своем праве, ибо существует еще цикл «сезонов» Кристофера Симпсона, кантаты Жозефа Буаморте, одноименный балет Джона Кейджа, песенный цикл Валерия Гаврилина, а также «Американские времена года» Филипа Гласса. Допустим, мальчик учился раньше чем появился концерт Гласса², но вот называть произведение Жака Лусье самостоятельным не совсем верно, ибо это просто джазовая транскрипция концертов Антонио Вивальди.

Таки шобы вы не забывали все времена года и могли смело их называть – мы опубликуем их здесь.

P. S. Есть еще транскрипция для скрипки и струнного оркестра «Времен года» Астора Пьяццоллы Леонида Десятникова. Но так как это лишь переложение, то я бы не стал считать это полноценным произведением. Саму же запись тоже публикуем. #Подборка

¹ Если позабыли анекдот, то он опубликован в прикрепляемой статье.
² Анекдот старенький, а концерт Гласса написан в 2009 году.

​​«Я готов был начать мою большую симфонию, где должен был изобразить развитие адской страсти; она вся в моей голове, но я ничего не могу написать» — эту фразу Берлиоз написал другу за три месяца до создания своей самой знаменитой симфонии — Фантастической. Симфония рассказывает об артисте, которым был и сам Берлиоз. В ней присутствуют ноты страсти, любви и, в конце концов, романтики. Программа «Фантастической», написанная композитором, была обновленной историей о Ромео и Джульетте, иначе говоря – о Берлиозе и Генриетте Смитсон – его возлюбленной. Первая часть начинается с беспокойства молодого человека, с описания его меланхолии до тех пор, пока он не встретил девушку, внушившую ему вулканическую страсть. Романтическая тема несчастной любви вырастает здесь до трагедийного масштаба. Это исповедь об утраченных иллюзиях, о разочаровании в идеальном образе. Впервые такая психологическая, интимная тема решалась не в камерном вокальном жанре, а в симфонии. Финал произведения — это похороны Берлиоза-романтика, у гроба которого появляется Генриетта в обличье ведьмы. Мелодия меняется. От романтики и лирики, ощущаемой в первой половине опуса, не осталось и следа. В музыке Берлиоз рефлексирует на темы потери любви и веры. Напев «Dies irae», который при повторном проведении со смещенными акцентами деформируется в некую вокальную оргию нечисти, которая позже растворяется во всеобщем шабаше… Симфония завершается черной мессой и торжеством зла. #Берлиоз

​​Сегодня мы публикуем светлый, лиричный 4-й фортепианный концерт Бетховена. Он считается одним из самых личных произведений композитора. В первой части тоскливые и грустные настроения развеиваются оркестровыми темами, как бы рисуя таким образом прояснение творческого бытия – традиционный для Бетховена выход из депрессивных состояний с помощью целительной силы искусства. Вторая же часть концерта, построенная в форме выразительного диалога между солистом и оркестром, — самая сильная и откровенная сторона произведения, – наполненная драматизмом и несравненной красотой. Это примирение с самим собой, некий компромисс с собственными бесами. Финал концерта — яркое, оптимистичное, темпераментное бетховенское рондо. С помощью праздничного блеска танцевальных ритмов автор отходит от драматической интимности второй части в темы народного сплочения. #Бетховен

​​Я часто сталкиваюсь с мнением людей, в том числе ценящих классику, что они не любят музыку XX века по причине ее непонимания. Чаще всего это аргументируют тем, что в мелодии отсутствует гармония, а музыкальная драматургия чрезмерно усложнена, якобы эту музыку способны прочувствовать лишь музыканты. Не могу согласиться с такой позицией. Звук ХХ века нам намного ближе. Эхо его мелодий  доносится до сих пор, а проблематика произведений остается актуальной и сегодня. Если эта музыка и не про нас, то про поколение наших родителей, бабушек и прабабушек. В конце концов – она про самый техногенный и кровопролитный век, который, пускай и на уровне генетической памяти, мы помним.

Чем старше музыка, тем сложнее, на мой взгляд, ее понимание. Жизнь XIX, XVIII, XVII веков мы не можем прочувствовать, соответственно и полноценно понять, оттого мелодии этих периодов, пускай гармоничные – сложны для толкования. Почему, скажем, барокко столь математично? Почему на ХТК Баха базируют целые научные теории? Старая музыка больше воздействует на нас как некий аффект, при попытке ее расшифровать мы столкнемся с определенными трудностями...

Вернемся в условную отправную точку классической музыки – к литургической драме «Ряд добродетелей» Хильдегарды Бингенской. Хильдегарда Бингенская, кстати, первая в истории женщина-композитор, а по некоторым источникам и вовсе первый крупный композитор в современном понимании этого слова¹. Обратите внимание, что творчество средневековых композиторов было текстомузыкальным. Ничего не напоминает?

В истории все циклично, схему музыкального развития можно представить в виде символа бесконечности (∞), и если вообразить некий шарик, катящийся по дуге, то он всегда будет возвращаться в отправную точку. С музыкой, наверное, так и случилось. Достигнув определенного пика, она пошла в обратном направлении и вернулась в самое начало. Сегодняшний рэп, рок и прочая наиболее популярное творчество – текстомузыкальное. Сейчас музыка пребывает в своей новой, но самой примитивной форме. Мы наблюдаем зарождение нового витка развития муз. искусства, просто в несколько ином виде. Поэтому глобальные и бессмертные творения на этом поприще, пожалуй, появятся лишь через сотни лет.

Музыка Бингенской – это другой, очень далекий от нас мир. Не думаю, что эту музыку можно понять, но вот войти в состояние анабиоза, полностью погрузиться в чужую эпоху, в ее философию, в ее мироощущение – возможно. Драма «Ряд добродетелей» близка к некой «божественной гармонии» старого времени, раскрывающей темы о человеческой душе, ее греховности и слабости перед дьявольскими силами.

Слушая это произведение представляйте гипнотический маятник. Вы уйдете в другое пространство. И хотя мы опубликуем произведение по частям, рекомендуется его все же послушать единым файлом. Хотелось бы услышать ваши впечатлениях об этих древних гармониях, да и вообще о сегодняшнем развитии музыки как искусства. Обсудить это можно в нашем чате (@classicchat). #Бингенская

¹ Это утверждение не совсем верно, например, Пьер Абеляр писал музыку раньше и в схожей стилистике с Бингенской.