Ставка кошачьих

Эльвира Набиуллина опять сопроводила очередное повышение ключевой ставки «кошачьей брошью». Но на сей раз, хищник на жакете главы ЦБ скорее (судя по позе) уже не готовится к прыжку, а скорее, переваривает добычу.

А ведь нельзя сказать, что инфляция «поймана за хвост».
Ставка повышена не настолько радикально, как ожидали эксперты, -- всего на 0,25 п.п.,
«Преобладающее влияние проинфляционных факторов может привести к более значительному и продолжительному отклонению инфляции вверх от цели», -- предупреждает сам же регулятор в своём пресс-релизе.
Тогда, что за добыча позволила денежно-кредитной «железной леди» на время приостановить охоту?

Рискнём предположить, что объяснение – в предельно спокойной набиуллинской реакции на громкий конфликт Wildberries c международными платёжными системами.
«Это вопрос договорных отношений. По нашей оценке, там нет нарушения законодательства и нет оснований для вмешательства регулятора», -- риторика в духе «умываю руки», но не без читаемого между строк удовлетворения происходящим.

Дело в том, что, концептуально, ЦБ и Wildberries решают одну и ту же задачу, только с разных сторон -- они пытаются навязать свои правила игры финансовых посредникам с перспективой полного выдавливания последних с рынка.
Благо развитие информационных технологий делает эту цель не такой уж недостижимой. А ситуацию, при которой маркетплейс будет принимать у клиентов или расплачиваться с поставщиками цифровыми рублями, помещаемыми эмитентом (ЦБ) напрямую в электронные кошельки граждан или «хозяйствующих субъектов», -- не такой уж фантастичной.

Разумеется, чем меньше этажей финансового посредничества – тем меньше ценовая накрутка.
В способности онлайн-ритейлеров «отжимать по цене» производителей тоже сомневаться не приходится.
Иными словами, достичь инфляционных таргетов в таком «дивном новом мире» будет намного проще.
Дикая хищная кошка может расслабиться, наслаждаясь грёзами о прекрасном и вполне реальном будущем.
А если скептики начнут занудствовать про «цифровой монополизм» -- так ведь это не её проблема, если в качестве монополиста выступает не «Сбер».

Похвалив Собянина за готовность «брать на себя ответственность при принятии, не всегда популярных, но необходимых решений» (читай —«ковид-чрезвычайщину»), Путин поставил большой знак вопроса под возможностью кадровых перестановок в Москве после выборов.

Понятно, что нетриумфальные результаты ЕР можно будет объяснить протестным голосованием «антиваксов» и «ковид-диссидентов».
Но на Собянина эти потерянные голоса уже не повесишь — самому одиозному борцу с пандемией загодя выписана охранная грамота.

Не исключено, что «московский транзит» поставлен на паузу из-за неизбежной теперь коррекции «силового транзита» —главного внутриполитического последствия гибели Зиничева.
Чем больше проблем с «обычными» силовиками —тем выше спрос на управленцев, способных эффективно «надзирать и наказывать», используя формально «несиловой» инструментарий.
А за время пандемии мало кто так же, как Собянин (с поправкой на отечественные реалии, разумеется), освоил «прогрессивные» цифровые методы контроля над гражданами.

Самоизоляция Путина превратилась из анонсов в свершившийся факт в ходе телефонного разговора с президентом Таджикистана Рахмоном.
В Душанбе 17 сентября состоится саммит ШОС, участники которого собирались обсуждать Афганистан.  
Логично, что «хозяин площадки» должен был первым и из первых уст услышать о неприбытии одного из ключевых гостей.

Но разговору Путина с Рахмоном предшествовал и громкий околомигрантский конфликт в Сергиевом Посаде, позволивший некотором наблюдателям даже заговорить о «подмосковной Кондопоге».
Тема мигрантов в последнее время обострилась достаточно, чтобы конкурировать с «ковидом» по уровню внутриполитической токсичности.
И, как в борьбе с пандемией, подходы властей к данной проблеме далеко не всегда отвечают ожиданиям граждан.
Лишнее тому подтверждение – призывы чиновников (главным образом – из «гнезда Собянина») к увеличению «закупок» иностранной рабочей силы для стройкомплекса.

С такими привходящими «миграционный негатив» не может не ретранслироваться (наряду с «ковидным») на электоральные результаты ЕР.
А если накануне выборов официальная хроника будет переполнена подробностями о визите президента в главную «кузницу мигрантов» -- потери «партии власти» рискуют перевесить любые геополитические бонусы Кремля.

При том, что за отказ от сколько-нибудь серьёзного участия в борьбе с талибами России, скорее всего, придётся расплачиваться более мягкой миграционной политикой.
Благо в сложившейся ситуации -- это, одновременно, и инструмент опосредованной финансовой поддержки центрально-азиатских союзников, и противовес джихадистскому хедхантингу.
Даром, что в среднесрочной перспективе, при тиражировании эксцессов вроде сергиево-посадского, подобный «импорт беспокойного соседства» рискует лишь ускорить темпы радикализации мусульманского населения, как приезжего, так и коренного.

Нынешние выборы в Госдуму странным образом «рифмуются» с выборами 2003 года.

Тогда на фоне мирового сырьевого ралли Кремлю крайне важно было консолидировать и по максимуму национализировать ресурсную ренту.
Ровно поэтому формированию Думы IV созыва предшествовало «дело ЮКОСа», связываемое со стремлением Ходорковского «породниться» с американскими нефтяными гигантами и «скупить» парламентскую оппозицию.
А на следующей год после думских выборов Кудрин начал собирать нефтяные сверхдоходы в Стабфонд.
«Западным партнёрам» недвусмысленно надо понять, с кем в России надо иметь дело, для удовлетворения спроса на энергоносители и прочее сырье.

Соответственно, правящая «Единая Россия» в дальнейшем позиционировалась как ресурсократическая партия.
Или точнее – законодательная «оболочка» ресурсократии.
Благо устойчивость управленческого класса и (гос)олигархата, составивших основу ЕР, зависит, главным образом, от распределения той самой ресурсной ренты, национализированной, в зависимости от вида сырья, либо полностью, либо частично, либо неформально.

Проблема в том, что «глобальный энергопереход» девальвирует для Запада ценность российских ресурсов (наряду с арабскими и т.п.).
И ЕР в её нынешнем виде окончательно превращается в «партию старого образца».
Хотя, по идее, главная задача Думы VIII созыва – помочь скорректировать действующую политэкономическую модель так, чтобы новый геоэкономический вызов не стал убийственным.

Даже если данный момент не учитывался «администраторами» на старте кампании (по крайней мере, идея «зелёной партии» почему-то так и не была реализована), его нельзя не принимать во внимание теперь.
И вне зависимости от исхода выборов, похоже, не обойтись без создания в парламенте «фракции энергоперехода».
Благо в стране, где ресурсная рента работает на стабильность, но едва ли на развитие, декарбонизация вполне может стать триггером для построения полноценной двухпартийной системы.

Назначение главным правительственным куратором декарбонизации в полном соответствии с законами жанра создаёт для Белоусова и возможности, и риски.

С одной стороны, у первого вице-премьера появляется дополнительный весомый аргумент в пользу своего варианта изъятия сверхдоходов металлургов и прочих потенциальных «жертв энергоперехода».
Благо сами эти «капитаны ресурсократии», скорее согласятся с добровольно-принудительными фискальными схемами, позволяющими им направлять излишки на развитие и внедрение наилучших доступных технологий, нежели с лобовым «нахлобучиванием» через НДПИ по версии Минфина.

В то же время, реплика о необходимости «добиваться международного признания мер, которые базируются на наших технологических и природных преимуществах, в том числе это так называемая поглощающая способность наших лесов» -- пас в сторону оппонентов сибирского мега-проекта Шойгу.
Если речи не идёт о формировании белоусовско-собянинского альянса (весьма фантастичного до недавнего времени) – то данный демарш по степени отважности вполне можно сравнить с атаками на тех же металлургов-хозяев «красного пояса» в разгар парламентской кампании.

Курс на «возвращение обществу природной ренты», казалось бы, можно лишь приветствовать.
Но проблема в том, что его выгоды превышают издержки лишь в рамках «карбоновой модели».

В условиях декарбонизации следствием столь благородного социального начинания неизбежно становится национализация убытков.
Особенно, если раскулаченные и «нахлобученные» ресурсократы не успели (или не захотели в отместку на фискальное давление) модернизировать свои производства таким образом, чтобы обнулить их «углеродные следы».

Тогда изъятые сегодня сверхдоходы завтра придётся тратить на поддержку работников остановленных шахт и меткомбинатов и очередной тур реанимации моногородов с весьма невысокими шансами предотвратить повторение кейса Пикалёво.
С поправкой на то, что этот кризис будет не циклический (или «нормальный капиталистический», по выражению Егора Гайдара), а структурный. Сопоставимый с тем, в котором страна оказалась в начале 90ых.

Сохранение статус-кво в налогообложении добывающих отраслей тоже никоим образом не гарантирует от реализации упомянутого сценария.
Тем важнее отказаться от «дискурса природной ренты», рассматривая соответствующие ресурсы не как «халявный» источник благосостояния (который просто надо правильно перераспределить между правильными людьми), но как актив, использование которого с неизбежностью должно быть обусловлено выполнением жёстких обязательств.
Не только и не столько перед обществом (вар: «народом, создававшем все эти богатства»), сколько (если угодно) перед природой, экосистемой.

Понятно, что перевод «фискально-сырьевой» проблематики на такой уровень – не в компетенции Минфина и даже первого вице-премьера.
С учётом обширного спектра интересов и сопоставимых по влиянию интересантов, – и жертв, и бенефициаров сдвига «ресурсной оптики», -- не обойтись апелляции к vox populi.  
Хотя бы посредством институтов представительной демократии.
Но обстоятельства и итоги парламентских выборов не позволяют дать однозначно положительный ответ о готовности новой Думы стать местом для подобной дискуссии.

https://t.me/russica2/41209

Эльвире Набиуллиной очень повезло, что её первый зам Сергей Швецов высказался о пенсиях не до, а после парламентских выборов.
Но намного меньше повезло тем 15 миллионам сограждан, которые согласно Росстату, ныне заняты в неформальном секторе.

Швецовское заявление – «крайне неудачное» по форме (как охарактеризовала его председатель ЦБ), но вполне релевантное по содержанию.
Оно довольно точно отражает состояние и возможности отечественной пенсионной системы, чей перманентный дефицит не позволяет регулярно и безболезненно для федерального бюджета платить пособия по старости «по-социалистически» при работе «по-капиталистически».

Другое дело, что даже те, кто согласен с логикой Швецова, едва ли увидят выход исключительно в «пробуждении инвестиционной сознательности» у всех потенциальных пенсионеров.
Благо выступал первый зампред ЦБ не на биржевом форуме, а в Совете федерации, большинство членов которого уже позаботились о своём будущем и теперь думают только о народе.

А при таком угле зрения и бэкграунда самое логичное задуматься о новых источниках пополнения ПФР.
Случайное, но очень символичное совпадение – практически одновременно с «центробанковским роад-шоу» в Совфеде Минтруд представил Татьяне Голиковой план борьбы с неформальной занятостью, которая по последним статданным выросла на 11,5% по сравнению с пандемийным 2020-м.
Де-факто, это означает увеличение числа получающих «зарплаты в конвертах», с которых не выплачиваются взносы в соцфонды, включая Пенсионный.
И добровольно-принудительное выведение их «из тени» -- вполне себе вариант устранения того политэкономического диссонанса, на который указал Швецов.

Даром, что при всех отличиях новой Думы от старой «партии неформального сектора» в ней не появилось. Несмотря на многочисленность эти миллионы по-прежнему остаются непредставленными.
Поэтому предотвратить их масштабное фискальное раскулачивание теперь (после выборов) вряд ли кому-то по силам.
Если, конечно, никто не вспомнит, какую роль в крахе СССР в своё время сыграла борьба с «нетрудовыми доходами».

Сочетая риторику государственника с готовностью к фискальному компромиссу, дирижист Белоусов переиграл монетариста Силуанова на «сырьевом треке».

«Мастерам металлургии и химии» в итоге удалось отбить попытку Минфина ввести ретроспективный налог на дивиденды.
Что вряд ли получилось бы без содействия со стороны первого вице-премьера.

В известной степени Силуанов и Белоусов поменялись ролями по сравнению с коллизией трехлетней давности.
Тогда министр финансов, будучи ещё и «первым вице», значительно смягчил фискальный удар по тем же сырьевикам, предполагаемый «планом Белоусова», занимавшего должность помощника президента.
Впрочем, выгодная бизнесу конвертация изъятий в инвестиции не избавила Силуанова от последующего аппаратного проигрыша оппоненту.

Разумеется, произошло это вовсе не из-за «подыгрывания олигархам».
Но Белоусов явно учитывает неудачный силуановский опыт при работе с потенциальной «группой поддержке».

Обречённое на многократное цитирование актуальное переложение знаменитого горьковского «С кем вы, мастера культуры?» -- не просто более мягкая и приемлемая для целевой аудитории альтернатива «нахлобучиванию».
Фактически, это – приглашение к торгу, итогом которого должны стать не только дополнительные отчисления в федеральный бюджет, но и смягчение позиции сырьевого лобби (по крайней мере, -- его «негосударственной» части) по отношению к декарбонизации.
Ведь в таком случае, «зелёная миссия», возложенная на Белоусова премьером, будет не такой провальной, как это может показаться с учётом масштабов «углеродных следов», оставляемых большинством российских национальных чемпионов.

За редкими, хотя и весьма знаковыми, исключениями (Владимир Потанин), «мастера металлургии» не участвовали в залоговых аукционах, т.е. не являются ключевыми бенефициарами ельцинской приватизации, но сделали свой профит на плодах сталинской индустриализации.

Эти аспекты анамнеза объясняют специфику их встраивания в «мир-систему».
Особенно, с учётом отсутствия у большинства из них (опять же, Потанин «не в счёт») советского внешнеторгового или, тем более партийного/чекистского бэкграунда.
В лучшем случае речь здесь может идти о связях с «цеховиками» и «авторитетами», которые, конечно, обладали достаточным чутьем, чтобы воспользоваться либерализацией внешней торговли, но едва ли сумели бы без серьёзных уступок обзавестись лояльными зарубежными контрагентами.

Пресловутый вывод прибыли в офшоры —в известном смысле плата за пост-советскую реиндустриализацию.
Подобно тому, кстати, как сталинские «стройки века», старт которых совпал с Великой Депрессией, стали советским вкладом в поддержку американского промышленного капитала, сформировав дополнительный и весьма ёмкий рынок сбыта оборудования.

Тем показательнее, что упомянутый Белоусовым горьковский памфлет «С кем вы, мастера культуры?» был опубликован тоже на заре индустриализации, —в марте 1932-го, —и, похоже, играл роль медийной «дымовой завесы».
Поскольку «буревестник революции» клеймил западных интеллектуалов за их сотрудничество с буржуазией, пока воспеваемый им же «Союз Советов» начал сближение с капиталистический «мир-системой».

Вряд ли первый вице-премьер настолько «глубоко копал», вспомнив Горького, но как сын одного из первых выпускников МГИМО и участника косыгинской команды реформа орлов, он не может не знать об этом функционале отечественной металлургии.
Другое дело, что драйвер «зелёного капитализма» --не эксплуатация, а дискриминация ресурсной собственности. Вне зависимости от того, какие теневые договоренности сопровождали её формирование или приобретение.
В новой модели офшорного оброка недостаточно. Его место занимает трансграничный углеродный налог.

С этой точки зрения сколько-нибудь результативная борьба за «репатриацию ренты» -- в равной степени и бессмысленна, и опасна.
Чем скорее сырьевые концерны разменяют дивиденды на декарбонизацию – тем меньше поводов для эко-фискального давления на них, а значит -- тем слабее финансовое притяжение межу Россией и «мир-системой».

Арест по подозрению в госизмене основателя Group-IB Ильи Сачкова, новые бодания российских властей и госСМИ с YouTube, демарш Павла Дурова в отношении итальянских телеграмеров-антиваксеров (а равно и организаторов «Умного голосования») – события одной природы.
В основе их – неразрешённость вопроса: чем является информация – собственностью (частной или государственной) или общедоступным благом?

Сложно усомниться в первом, когда BigTech становится основным бенефициаром антиковидной денежной накачки американской и других развитых экономик, а Китай превращает данные в главный национальный актив.  
Если обусловить право обладания информацией (вместе с такой его обязательной «производной», как право свободного распространения) – её невозможно будет монетизировать.
Со всеми вытекающими отсюда негативными последствиями для всех «ставящих на цифру». Вне зависимости от национальной принадлежности последних.

Но цифровому буму сейчас сопутствует экологический. А аббревиатура ESG по соотношению использующих термин и разбирающихся в его значении вполне может конкурировать с «блокчейном».
Практически все «цифровые олигархи» от Маска до Грефа всячески поддерживают эко-инициативы, а декарбонизация для них вообще – прекрасный шанс окончательно «закопать» старый индустриальный олигархат.
Тем не менее, конфликт между двумя прогрессивными трендами и их фронтменами – вовсе не настолько фантастичен, как кажется.

В пределе «зелёно-капиталистическая модель» дискриминирует (или даже криминализирует) владение любыми ресурсами. И информационные здесь не исключение.
Следуя рассуждениям Фритьофа Капра и Уго Маттеи, написавших в 2015-м «Экологию права», информация -- общедоступное благо, пользование которым не должно подпадать под государственные или корпоративные ограничения.

В случае победы столь радикального подхода бюрократия, медиакратия и «цифрократия» оказываются в одной лодке. Опять же, вне зависимости от «прописки».
Поэтому с точки зрения их «вероятного противника» логично сделать принципиально необнуляемой конфронтацию между всеми теми, кто в той или иной степени причастен к извлечению информационной ренты и её монетизации.

Отсюда, разумеется, не следует, что силовики, отключающие компанию Сачкова от выгодных IT-подрядов, или РКН-овцы, блокирующие YouTube, – агенты эко-радикалов.
Но настоящий эколог всегда предпочтёт вмешательству извне использование в своих интересах природных/естественных процессов. Вроде внутривидовой или межвидовой борьбы.

Марина Ракова – «новая версия» Евгении Васильевой. Даже с поправкой на попытку побега, украшенного детективно-романтическими обстоятельствами.

В околовластных окрестностях периодически должны появляться сексапильно-беззащитные блондинки, которые, становясь добычей силовиков, превращаются в «ходячий компромат» на покровителей.
Применительно к Раковой это скорее Белоусов, нежели Греф.
При поддержке АСИ (традиционно связываемого с нынешним первым вице-премьером) была реализована раковская идея по развёртыванию сети детских технопарков «Кванториум».

«Я смотрю, как работает Марина Ракова, которая сделала уникальный проект «Кванториум» — на самом деле, это уникальный эксперимент по культивированию наставничества в дополнительном образовании. Это не просто про дополнительные образовательные практики. Это — особый стиль, особый смысл и особая форма выращивания людей, которые работают с детьми. «Кванториум» — это фабрика наставничества», -- заявлял Белоусов в феврале 2018-го.
И вряд ли обошлось без белоусовской протекции, когда полгода спустя «мама Кванториума» была назначена замминистра просвещения.
А судя по открытым источникам, именно на время работы в Минпросе приходятся те эпизоды, которые позволяют правоохранителям инкриминировать Раковой мошенничество «в особо крупных».

Тем не менее, повод для возбуждения уголовного дела далеко не всегда совпадает с причиной.
В связи с этим можно вспомнить про назначение Белоусова «главным по декарбонизации» или про его победу над Минфином в споре о налогообложении «мастеров металлургии и химии».

Но также нельзя не учитывать, что, уйдя из Минпроса в «Сбер», Ракова занялась развитием цифровых образовательных платформ.
Как раз этот проект в разгар пандемии стал основой популярно-конспирологических выкладок о неминуемом, тотальном и вечном переводе российских школьников на «дистант».
За что, в частности, Ракову очень «полюбил» малофеевский «Царьград», требовавший «немедленно остановить» её, когда выяснилось, что «Сбер» вместе с ВЭБ.РФ и РФПИ покупают «Просвещение».

Выведение из игры Раковой и её покровителей автоматически не означает, что на цифровизации образования поставлен крест. Логичнее допустить увеличение доли «оффлайновых» бенефициаров у профильного нацпроекта. Особенно в свете
Благо, тем самым, наряду с удовлетворением аппетитов олигархических «волков», теряющих подрядную ренту из-за «ставки на цифру», поддерживается лояльность консервативных «овец», чью боязнь «цифрового гулага» политически проще нивелировать равноудалением «агентов дистанта», нежели полной отменой QR-кодов или отказом от масштабирования электронного голосования.

Если быть точными, то для офшорной индустрии открытием «ящика Пандоры» стала публикация «Панамского досье».

Именно в апреле 2016-го способность «налоговых гаваней» хранить тайну вкладов и клиентскую конфиденциальность оказалась под большим вопросом.
А очередная итерация подобных утечек в виде «Архива Пандоры» -- шаг не столько к развязке, сколько к финалу.
Настойчивое предложение офшорным юристам и банкирам переквалифицироваться в управдомы.

Тем показательнее, что этот «контрольный выстрел» делается на фоне фискальных нововведений администрации Байдена, предполагающих как увеличение «налогов на богатых», так и сокращение для них легальных возможностей по сокрытию доходов.

В сентябрьском обращении к нации президент США, указывая, что ежегодно состоятельные налогоплательщики, недоплачивают около $160 млрд, утверждал:
«Я не собираюсь никого наказывать, я капиталист. Если вы можете заработать миллион или миллиард долларов, благослови вас Бог. Все, о чем я прошу, — чтобы вы платили свою справедливую долю, как средний класс».
Но весомости байденовским призывам придал AUKUS, появившийсяся тогда же, в середине сентября.

Судя по всему, альянс Вашингтона, Канберры и Лондона не намерен ограничиваться исключительно обороной и «сдерживанием Китая».
И, не исключено, что «Архивом Пандоры», Британия, правящая не только морями, но и офшорами, решила помочь реализации эгалитаристских планов своего нового старого партнёра.

Благо в эпоху «ковида» и «глобального энергоперехода», -- когда есть вакцинные барьеры и углеродный налог, -- управлять колониями и ресурсократиями можно, избегая финансовых и  репутационных издержек, возникающих при использовании «налоговых гаваней».

«Бунт против цифры» символично совпал с 10-летием со дня смерти Стива Джобса, чьё изобретение в свое время существенно облегчило миллионам  доступ к соцсетевым благам и обусловило взрывной рост капитализации и влияния «коллективного Цукерберга».
Но не менее примечательно, что узловые точки ново-медийной инфраструктуры подверглись массированному нападению  буквально на следующий день, после того, как «старые медиа» инициировали глобальную атаку на ключевой, офшорный, элемент инфраструктуры финансовой.

Это не значит, что речь идёт об асимметричном ответе.
Скорее — о поочередном «огоне по штабам» бенефициаров пандемии и пост-ковидного восстановления.

Отсюда логично допустить, что следующая на очереди —фарма.
Но есть важный политэкономический нюанс, не просматриваемый (во всяком случае —пока) в ситуации с производителями лекарств и вакцин.

Обнаруженная уязвимость крупнейших соцсетей девальвирует их электоральную ценность. Причём не каких-то отдельных, а всех.
В этом смысле коллеги, допускающие равноудаление «цифровых олигархов», обеспечивших победу Байдена, несколько снижают планку.
Впору говорить о дискредитации (что важно —сугубо операционной, а не репутационной) соцсетевого элемента избирательных технологий как такового.
Подобно тому, как «Архив Пандоры» дискредитирует офшорный механизм колониального и крипто-колониального управления.

Но в случае с «утечками» из офшоров можно найти интересантов среди эгалитаристски настроенной части западного истеблишмента. А отказ от посреднических услуг «коллективного Цукербрега» —безусловная проблема для любых «верхов».
Лучшего средства воздействия и обратной связи с  «низами» у них нет.
Перевернуть же страницу и сказать про цифровую демократию нечто сходное с тем, что Черчилль сказал когда-то про обычную, —значит спровоцировать системный политический кризис при любой следующей избирательной кампании.
Ведь авторы «теракта 4 октября» вряд ли упустят такую возможность закрепить успех.

«Китайская логистика» -- злой рок Тельмана Исмаилова.

15 лет назад война между патрушевской ФСБ и черкесовской ФСКН за контроль над соответствующими финансовыми и товарными потоками навсегда вывела «Черкизон» из «серой зоны» лужковского феода.
А в 2009-м именно «китайская контрабанда» стала поводом для ликвидации (с высочайшего соизволения) главного исмаиловского актива.
Чем не преминули воспользоваться Зарах Илиев и Год Нисанов – бывшие младшие партнёры, а потом конкуренты Исмаилова, сумевшие наладить более тесное взаимодействие с силовиками.

Теперь некогда главный горско-еврейский олигарх рискует превратиться из эмигранта в арестанта из-за «логистического» противостояния уже не спецслужб, но евразийских региональных лидеров –Турции и Ирана.
Со стремлением Анкары и Тегерана получать транзитные дивиденды от торговли Китая с ЕС наблюдатели связывают нынешнюю ирано-азербайджанскую конфронтацию.
Баку предписывают планы аннексии Сюникского района, ныне входящего в состав Армении. В случае такого захвата Турция и её главный клиент получают в своё безраздельное распоряжение основной транспортный коридор между Каспием и Чёрным морем.
В свою очередь, Иран хочет провести новый коридор, чуть севернее, с участием Армении и Грузии. Но для успеха этого проекта противопоказаны какие-либо новые территориальные уступки со стороны Еревана.

Обострению противостояния двух относительно традиционных альянсов, – турецко-азербайджанского и ирано-армянского, -- способствует то, что на сей раз к первому присоединился Израиль.
Что особо примечательно на фоне резко ухудшившихся в последние годы взаимоотношений между Анкарой и Иерусалимом.
Некоторые влиятельные израильские политики и военные считают даже Эрдогана большей проблемой для еврейского государства, чем «режим аятолл». «Иранская власть хрупка. Настоящая угроза исходит от Турции», -- якобы заявил на одной из закрытых встреч бывший шеф Моссада Йоси Коэн.

Но такой точки зрения придерживаются далеко не все, чьё мнение и/или деньги способны влиять на внешнеполитические манёвры Израиля.
Тельман Исмаилов, в силу своего происхождения и специфики бизнес-интересов, с одной стороны, обладает прочными и весьма «высокоуровневыми» связями с Анкарой и Баку.
А с другой – способен сформировать достаточно мощное протурецкое лобби на исторической родине.

Тем показательнее, что власти Черногории вспомнили об «ориентировках» Интерпола и решили задержать беглого бизнесмена, три года проживающего в Подгорице и даже успевшего отправить запрос о предоставлении политического убежища, как раз в свете стремительного приближения новой войны на Южном Кавказе.
Теперь у исмаиловских союзников и протеже в Израиле появляются совсем другие задачи.
Восстановление сотрудничества с Турцией отходит на второй план перед необходимостью искать варианты освобождения Исмаилова и предотвращения его экстрадиции.

При этом один наиболее рабочих вариантов – торг с Москвой.
Благо её геоэкономическим интересам не отвечает ни турецкая, ни иранская монополия на евразийский транзит.
Подобно тому как суд над экс-владельцем «Черкизона» гипотетически чреват немалым числом «открытий чудных», которые не слишком соответствуют интересам отдельных, но влиятельных, российских силовиков и предпринимателей.

Задержанием ректора Шанинки Сергея Зуева силовики резко взвинтили ставки, переведя «дело Раковой» из плоскости борьбы за «образовательные» финансовые потоки в системный конфликт своей и интеллектуальной корпораций.

В моменте этих противников нельзя назвать равными.
Но победы «штыка» над «пером» сколь неизбежны и, в принципе, безвредны для Системы в рамках ресурсной политэкономической модели, столь рискуют обернуться стратегическим поражением в ситуации «глобального энергоперехода». Ведь в этом случае общенациональным  двигателем становится интеллект, а не рента.

Иными словами, декларируемое стремление предотвратить нецелевое использование средств, направляемых на образование, на деле приводит к прямо противоположному результату –«экономика знаний» не запускается из-за огня по её «штабам».

Для борьбы с суррогатным алкоголем ещё чуяновское Росалкогольрегулирование предлагало обязать производителей метанола добавлять денатурат.

Химики с помощью Минпромторга торпедировали эту инициативу, ссылаясь на угрозу потери товарных свойств метилового спирта.
При этом «метаноловым королём» России является Сайфеддин Рустамов, владелец компании «Метафракс» и в прошлом один из основных деловых партнёром Дмитрия Рыболовлева.

Экс-владелец «Уралкалия» не без оснований считается протеже Юрия Трутнева.
А тот, в свою очередь, входит в число наиболее влиятельных противников «сибирского мега-проекта» Сергея Шойгу.

Поэтому нельзя исключать, что нынешние эксцессы с отравлением метаноловым суррогатом могут стать дополнительным аргументом, – как социальным, так и аппаратным, -- в пользу министра обороны.

У «партии локдауна» сменился лидер.
Теперь это – Татьяна Голикова, а не Сергей Собянин, совсем недавно заявлявший о нежелании «останавливать развитие города».

Тому есть «санитарное» объяснение – в Москве ситуация и с вакцинацией, и с заполняемостью коек далеко не такая плачевная, как в регионах.
С другой стороны, столичную казну никто поддерживать не собирается. Наоборот, Минфин не оставляет планов фискального «раскулачивания» Москвы через изменение процедуры начисления налога на прибыль и НДФЛ.
Зато у Голиковой есть доступ к выросшей на мировом энергокризисе «подушке безопасности».

Правда, чем сильнее экономика затормозится из-за очередных «каникул» -- тем (с учётом всех ценовых привходящих) выше вероятность стагфляции.
И как следствие – необходимости более интенсивно распечатывать ФНБ для сглаживания социально-экономического негатива.
А это, помимо всего прочего, будет означать сокращение финансовой базы для реколонизации Сибири, предлагаемой Сергеем Шойгу.

Таким образом, нельзя исключать тактического сближения министра обороны и московского мэра.
Причём, дружить они могут не только и не столько против Голиковой, но также против Сергея Кириенко.
Благо прививочная кампания, -- чей провал и обусловил новый локдаун, -- не могла не быть в сфере ответственности внутриполитического блока Кремля.

Обыски в американских домах Дерипаски не помешали Пескову допустить возможность новой встречи Путина и Байдена в этом году.

Едва ли отсюда следует, что Кремль «слил» миллиардера.
Но действия «большевистских швондеров» из ФБР явно не рассматриваются как очередной переход очередной «красной линии» во взаимоотношениях между Россией и США.

Очевидно потому, что речь идёт о зарубежной недвижимости, наличие которой само по себе не позволяет считать данного, отдельно взятого, элитария «национализированным».
Пусть даже подобного рода инвестиции обеспечивают встраивание российского капитала в «мир-систему».

Точнее, в случае Дерипаски, -- обеспечивали. Демарш ФБР признаёт этот «абонемент» недействительным, окончательно выводя его владельца из игры.
Иными словами, «сливает» бизнесмена Вашингтон. А Москва принимает обнуление этого «олигархического канала связи» (который после санкций Трампа всё-таки работал, хотя и не в полную силу) как данность.

Тем показательнее, что Дерипаска был инициатором создания «Кедрового тракта» -- транссибирского логистического мега-проекта, альтернативного китайскому «Новому шёлковому пути».
И эту идею поддержал, известный своей политэкономической ставкой на Сибирь, Шойгу.

Рассказ Путина о «вакцинных скептиках» в его ближайшем окружении – в равной степени и оправдание ответственных за провал прививочной кампании, и приговор посткрымской идеологии «осаждённой крепости».

Получается, не только «глубинный народ», но и элитарии разделяют суверенитет и здоровье и готовы сплотиться вокруг национального лидера в ответ на геополитическое давление, но не готовы следовать его примеру в вопросе вакцинации.

Это значит, что для них «холодная война 2.0» -- скорее симулякр, пропагандистская виртуальная реальность, позволяющая, помимо всего прочего, зарабатывать на «внутренней» конвертации/компенсации санкционных потерь.
В то время, как угрозы, отождествляемые с антиковидной прививкой, -- данность.
Здесь соотношение риск/доходность – не такое очевидное, как в первом случае. Поэтому своя рубашка оказывается важнее вассальных обязательств.

Если бы путинские рассуждения о «консерватизме оптимистов» не сопровождались региональным «парадом локдаунов» —можно было бы решить, что у России есть «вакцина» от «безлюдной демократии».
Но когда ненавистные ещё полгода назад QR-коды кажутся уже наименьшим из зол и гражданам, и бизнесу, «трансгуманистическая» антиутопия представляется для России вполне реальным сценарием.

Причём, цифра не только позволяет властям в моменте контролировать соблюдение санитарных ограничений, которые по факту обуславливают многие базовые права, составляющие основу тех самых традиционных ценностей, о которых говорит Путин.
Без «высокотехнологичных» инструментов управления обществом не обойтись и при минимизации социально-политических издержек новой остановки экономики.
Тем более, что обострение межнациональных проблем актуально для России в неменьшей степени, чем межрасовых —для Запада.
Благо нынешнему отечественному апдейту «войны между Севером и Югом» способствуют и пандемийный удар по и без того не слишком благополучным кавказским автономиям, и попытка властей перезапустить экономический рост за счёт импорта дешёвой мигрантской рабочей силы, и эрдогановская игра на этих болевых точках.

Стремление турецкого лидера сочетать защиту традиционных ценностей с явно выраженным антиколониалистским посылом делает его, мягко говоря, не слишком комфортным партнёром по  «консервативному интернационалу».
Благо при желании со стороны Анкары (а такового совсем нельзя отрицать) в глазах её нынешних и потенциальных клиентов сравнительно легко может быть подвергнут сомнению тезис о том, что «Россия, когда расширяла свои территории, никогда не ставила в сложное положение тех людей, которые вливались в состав единого Российского государства».

С другой стороны, «бросок/возвращение в Европу» для Москвы затруднён не столько из-за геополитических фобий и «блокового мышления», сколько из-за отсутствия идеи, способной завоевать Старый Свет и помочь ему освободиться от «трансгуманистического» морока.
На «Валдае» Путин часто вспоминал и цитировал Бердяева, коснувшись, в частности высылки философа в 1922 году.
Но за прошедшее столетие «призрак философского парохода» никуда не исчез. Наоборот, коллизии, подобные «делу Шанинки», лишь ускоряют его материализацию.  
Причина – в неизменном отношении к гуманитарному знанию как к чему-то вторичному и прикладному. А к его носителям – как к «интеллектуальным крепостным», подносчикам «снарядов» для пропагандистских войн, в лучшем случае. Или – как к скрытым карбонариям, нуждающимся в постоянном надзоре и периодических избирательным поркам, в худшем.
В результате неизбежным следствием становится «интеллектуальная засуха», тотальный дефицит идеологического предложения, будь то внутри страны, будь то в экспортном варианте.

А ведь в отсутствие сколько-нибудь эффективного противовеса «трансгуманистической» экспансии «консервативно-оптимистическая» модель с высокой долей вероятности рискует трансформироваться в «консервативно-пессимистическую».