
Самые жестко организованные иерархические структуры — это именно церкви и теократические режимы. Сравнивать их с государством вполне уместно. Чуть меньше 100 лет назад, в 1922 году, Карл Шмитт предложил идею политической теологии, ссылаясь на то, что сознание человека меняется медленно, поэтому за институтами вроде парламентов и президентов люди все равно видят высшие силы.
Власть в структурах, похожих на церкви, даруется свыше — она передается с помощью рукоположения новым ее обладателям, преемникам, от старых, которые, в свою очередь, тоже были преемниками (заметим важность понятия «преемник» в российской политике).
Но это все-таки церкви. У церквей есть догматы и сообщества верующих, готовых эти догматы принимать, как и полагается, на веру. Но современные государства все-таки представляют собой результат долгого процесса секуляризации. Трудно представить, что российским властям — при всей необъятности их полномочий — удастся вписать сакральное происхождение власти в Конституцию.
В свое время Владислав Сурков на чеченском телевидении сказал, что Путин (как и Ахмат Кадыров) был “послан судьбой и Господом России в трудный для России час”. Позже Вячеслав Володин “секуляризовал” это и отождествил Путина и Россию. Точнее приравнял продолжительность жизни Путина к продолжительности существования России (“есть Путин - есть Россия, нет Путина - нет России”), что нужно признать гораздо более сомнительной формулой, ведь она с необходимостью требует от лидера бессмертия