Я иногда представляю себе, как бы они встретились. Стареющий европейский джентельмен, говорящий на странном английском, и сонная панночка с West Coast. Как пойдут друг другу навстречу по зеленой, как на пленке «Кодак», траве.
Джентльмен поправит очки, чуть смутится своих шортов, отставит в сторону сачок с бьющейся в нем бабочкой.
-Lo-lee-tah,— скажет джентельмен,— я знал, что ты есть. Я знал, какая ты.
- А я не знала,— скажет она,— я думала, вы гадкий, как Гумберт. В вашей книге харрасмент и объективация, и вы ненавидите женщин. И зовут вас в точности, как мистера Путина. Я не знаю, зачем я пять раз прочла вашу отвратительную книгу. И почему каждый раз плакала в конце. И еще я не понимаю, почему мои песни выходят совсем не про то, про что я хочу. Я смотрю на океан, и как качаются пальмы на Малхолланде, и на американский флаг вон на той мачте—и музыка сама звучит во мне, и слова складываются про то же, про что ваша книга... Вы должны знать! Скажите!
А джентельмен будет долго смотреть на нее, подбирая в голове английское слово, подходящее, чтобы описать ее сонную грацию.
—Потому что на свете нет ничего более важного, чем то, о чем моя книга... и твои песни. Потому, что я тоже жег черновики. Но потом все же написал ее, потому что не мог не написать.
Джентельмен отпустит бабочку, и они вместе будут тихо следить ее полет над кодаковской долиной. «Sleepwalker’s grace»— наконец вспомнит джентльмен, — совсем не то же, что русское «лунатик».
—А я написала песню про нее. Про Лолиту. Вам нравится?
—Нет,— джентельмен покачает головой,— эта твоя песня мне не нравится. Зато мне очень, очень нравится другая:
https://youtu.be/pNTzRj6Y1RI