«...Роман Линор Горалик «Все, способные дышать дыхание», ставший событием конца прошлого года, — только по виду роман-катастрофа. Обычно апокалиптические романы описывают мутацию как адаптацию к резко переменившимся условиям, как адаптацию к небытию. Роман Горалик рассматривает мутацию просто как мутацию: говорящие животные, отслеживаемые как в замедленной съемке траектории, срывающаяся в крик молитва — это не обстоятельства гибели, но знак уже происходящего превращения. По сути, этот роман изображает, что именно хотят Израилю противники: одновременно чтобы его существование прекратилось и чтобы оно не выглядело как существование, но только как некоторое недоразумение. Нам очень трудно извне понять такую драматургию злых желаний, нам кажется, что речь идет просто о войне, но на самом деле путаник (дьявол) производит смешение войны и не-войны. Для угрожающих Израилю это война, в которой не только никто не добивается славы, но, наоборот, славы быть не может и не будет. Любая слава должна быть разоблачена как санкционирующая не только войну, но и идеальный вечный мир.
Поэзия книги «Всенощная зверь» начинается там, где кончается проза «Всех, способных дышать дыхание». Внимательное наблюдение над разрушающимся миром, наивное до нарочитости и при этом какое-то очень свободное, здесь превращается в просто наблюдательность, совершенно не наивную. Кажется, никто из критиков не вспоминал еще рядом с Линор Горалик поэзию и прозу Михаила Кузмина. Но Кузмин был первым в русской литературе не наивным наблюдателем. Под наивностью здесь понимается не доверчивость или яркость увлекающих впечатлений, как раз наблюдатель искушенный может быть не менее увлекающимся, чем восторженный зритель. Речь о том, что всякая деталь для такого искушенного наблюдателя уже заведомо предательство былого благополучия или прежнего строя жизни, предательство собственного желания остаться в покое или привычки соседствовать с нелюбезными, но близкими вещами. Хрупкие вещи Кузмина — не просто по-земному ненадежные, бьющиеся, это те, которые могут предать и на небе, и поэтому лучше признать их матеральную хрупкость, откупиться этим, чем еще раз разочароваться в их метафизическом бытии.
Но то, что у Кузмина или у Готфрида Бенна было саркастичным, у Линор Горалик звучит трагично. При этом трагичность эта всегда двойная: не просто воспоминание о гибели людей, но и то требование полной гибели всерьез, без которого нельзя развернуто описать памятные события...»
Огромное, огромное спасибо Alexander Markov за этот текст:
www.nm1925.ru/Archive/Journal6_2019_7/Content/Publication6_7239/Default.aspx?fbclid=IwAR0ora7xr18hz5kIp6BQUubIT_iP9JcB9txZFakyyLmexbW_qDi05952Wg4 .