Этгар Керет. Здоровое утро
------------------------------
По ночам, с тех пор, как она ушла, он каждый раз засыпал в другом месте: на диване, на кресле в гостиной, на циновке посреди веранды, как какой-нибудь бомж. По утрам он обязательно шел куда-нибудь завтракать, - даже заключенным раз в день полагается прогулка по тюремному дворику. В кафе ему всегда доставался столик на двоих и пустой стул напротив. Всегда. Даже когда официант заранее спрашивал его, один ли он. Другие люди сидели парами-тройками, смеялись, ели друг у друга из тарелок, спорили, кто оплатит счет, а Мирон сидел один и ел свой завтрак «Здоровое утро», состоявший из стакана апельсинового сока, миски медовых мюсли и двойного эспрессо без кофеина (обезжиренное горячее молоко отдельно). Конечно, ему было бы приятнее, если бы кто-нибудь сидел напротив и смеялся вместе с ним, если бы кто-нибудь спорил с ним про то, кто оплатит счет, и ему пришлось бы побороться, протянуть официантке купюру и сказать: «Не бери у него, ну же, - перестань, Аври, сегодня плачу я». Но, хоть ему и не с кем было проделывать это все, завтракать одному было в сто раз лучше, чем оставаться дома.
Мирон наблюдал за другими столиками. Понемногу подслушивал разговоры, читал спортивное приложение или проверял из отдаленного и не вполне понятного интереса, как израильские акции повели себя вчера на Уолл-Стрит. Иногда кто-нибудь подходил к нему и спрашивал, можно ли забрать ту часть газеты, с которой он уже покончил, а он кивал и пытался улыбнуться. Однажды, когда к нему подошла молодая сексапильная мама с младенцем в коляске, - он даже сказал, уступая ей передовицу с красным заголовком про групповое изнасилование: «Смотри, в какой безумный мир мы рожаем детей». Он был уверен, что в этой фразе есть нечто сближающее, ощущение общей судьбы, но сексапильная мама лишь метнула на него отчужденный, почти сердитый взгляд и заодно сгребла у него со стола раздел «Здоровье», даже не спросив разрешения.
Это произошло в четверг, – толстый и потный мужчина вошел в кафе и улыбнулся ему. Мирон удивился. Последним, кто ему улыбнулся, была Мааян, – ровно перед тем, как ушла, причем эта ее улыбка пятимесячной давности была глубоко циничной, а улыбка толстяка была мягкой, почти извиняющейся. Толстяк сделал такой жест, словно спрашивал разрешения присесть, и Мирон кивнул, почти не задумываясь. Толстяк уселся и сказал: «Рувен? Слушай, мне очень неловко, что я опоздал. Я знаю, мы договорились на десять, но у меня сегодня утром был такой ад с дочкой...» Мирон чувствовал, что в какой-то момент должен признаться толстяку, что он не Рувен, но вместо этого понял, что посматривает на часы и произносит: «Ничего страшного, всего-то на десять минут». После этого они несколько секунд помолчали, и Мирон спросил, в порядке ли дочка. Толстяк сказал, что да, - просто сейчас она пошла в новый садик и каждый раз, когда он отводит ее туда по утрам, расставание проходит тяжело. «Бог с ним», - прервал себя толстяк, - «у тебя и без моих проблем голова забита. Давай к делу». Мирон глубоко вдохнул и стал ждать. «Смотри», - сказал толстяк, - «пятьсот – это слишком. Отдай мне за четыреста. Даже за четыреста десять, а я обязуюсь взять шестьсот штук». «Четыреста восемьдесят», - сказал Мирон, - «четыреста восемьдесят. И только если ты согласишься взять тысячу». «Пойми», - сказал толстяк, - «Рынок сейчас хреновый, рецессия же. Только вчера я в новостях видел, как люди из мусорников едят. Если ты будешь упираться - мне придется задорого продавать. Если я буду задорого продавать – никто не купит». «Не волнуйся», - сказал ему Мирон, - «на каждых троих, которые едят из мусорника, приходится один, который ездит на мерседесе». Толстяка это рассмешило. «Мне говорили, что ты жесткий», - ворчливо улыбнулся он. «Да я как ты», - Мирон тоже улыбнулся, - «просто пытаюсь выживать».
Дальше:
https://www.facebook.com/snorapp/posts/10157191377188769
