Мемуары Дианы Хамис о Рэе Брассье. Часть 18. Performing Arts Forum (3)
Ник мне ответил не сразу. Целый день я ждала ответа, и очень боялась что он, как всегда, занят. Спасли меня от скуки и сидения на иголках вечером патафизики — да-да, там были патафизики, которые сварили свечек (с разными маслами и коноплей почему-то — но должна сказать, варил их парфюмер, и пахло очень вкусно), и пошли подниматься на зиккурат, чтобы совершить Ритуал (потому что это был день Великолепной Руки, великий Патафизический праздник). Ну, вы понимаете, было очень весело и страшно непонятно. Роль зиккурата сыграл холм для процессий за монастырем, эдакая мини-Голгофа. В кромешной тьме, мы поднялись на нее, нам были явлены свечи (из жира висельников, вууууу!) и рассказано о патафизике и сегодняшнем празднике. Свечи мы зажгли. Была полночь. И мы со свечами пошли процессией к крепостной стене монастыря, где Великолепная Рука построила лестницу (да, они днем сколотили лестницу, чудики) чтобы мы заглянули во тьму. И вот, мы брали в руки свечи, поднимались на деревянную лестницу, и заглядывали в черную, спящую деревню. Кромешная тьма, вообще ничего. И сверху — яркое небо, красный Марс и Медведицы. И внизу — люди, играющие во что-то, что на мгновение становится абсолютной реальностью. Хорошо было. Волшебство.
А потом — я написала Нику еще, чтобы он врубился, что я его зову поболтать с нами вот в следующие пять дней. Я легла спать, очень надеясь не заболеть, и проснулась почему-то в восемь утра. На моем телефоне красовались два имейла. Первый: «Это что, сейчас?! Ты меня знаешь, я же жуткий прокрастинатор, я не успею ничего сделать!» и второй, через час: «ок, я постараюсь». Заснуть я больше не смогла. Поэтому вместо того, чтобы пытаться не заболеть, я сделала вообще абсолютно противоположное — я пошла к француженке по имени Перрин, которая днем ранее постригла Свету (прямо в саду, кухонными ножницами) и попросила ее постричь меня. И меня подстригли. Коротко (но красиво), в саду на ветру. И я, конечно же, заболела. Но, конечно же, хотелось ходить на все перформансы по ночам. И я ходила. И вино. И разговоры до глубокой ночи с Эми о Нике. О том, что он сделал. О том, что он для нас значит. О том насколько важно его влияние и насколько плохо он это осознает. Да и нельзя это осознать, потому что это больше него, оно даже для него совершенно постороннее — совершеннейший мозговирус.
Последний наш философский гость, Изабель Стенгерс (она очень известная и очень стремная, думает что все знания равны, дружит с ведьмой и отказывается отвечать на вопрос «окей, но как вы отделяете истину от лжи?») сказала мне, что люди, задающие такие опасные вопросы, как я (про истину и ложь, например), погрязли по уши в глупости. Я этим попользовалась, сказав «о, раз я глупа, я сейчас задам еще глупых вопросов, мне теперь нечего бояться!» и даже позадавала вопросов, но поняла что надолго меня не хватит, особенно если я-таки не получу ответов. В тот день я спала. Спала я весь день и на следующий день — старалась хоть как-то быть готовой к Нику.