Поль Б. Пресьядо
Мягкая тюрьма: добро пожаловать в домашнюю теле-республику
Одно из фундаментальных биополитических изменений в фармакопорнографических техниках, характеризующих кризис Ковид-19, заключается в том, что домашнее пространство, а не традиционные институты социального заключения и нормализации (больница, фабрика, тюрьма, школа и т. д.), в настоящее время оказываются новым центром производства, потребления и политического контроля. Дом — это уже не только место, где тело находится в заключении, как это было при ликвидации чумы. Частная резиденция теперь стала центром экономики телепотребления и телепроизводства, а также наблюдательной капсулой. Внутреннее пространство отныне существует как точка в зоне кибернаблюдения, идентифицируемое место на карте Google, изображение, которое распознается беспилотным летательным аппаратом.
Когда несколько лет назад я занимался Особняком «Плейбоя» — сначала первым готическим поместьем в Чикаго, а затем его преемником в Лос-Анджелесе — больше всего меня занимало то, как он функционировал в разгар Холодной войны в качестве лаборатории, в которой были изобретены новые фармакопорнографические приборы для контроля над телом и сексуальностью. Такие аппараты начали распространяться на Западе уже в конце ХХ века, а с кризисом Ковид-19 распространились на все население мира. Когда я проводил исследование Особняка, меня поразил тот факт, что Хью Хефнер, один из самых богатых людей на Земле, провел почти сорок лет, отдыхая дома, одетый в пижаму, купальный халат и тапочки, попивая пепси и закусывая шоколадными батончиками. Хефнер не выходя из дома и часто даже не вылезая из постели редактировал и выпускал мужской журнал с самым большим в США тиражом. Подключенная к телефону, радио, стерео и видеокамере кровать Хефнера была настоящей мультимедийной производственной платформой.
Его биограф Стивен Уоттс описывал Хефнера как добровольного затворника в собственном раю. Поклонник всех средств архивирования аудиовизуальных материалов задолго до мобильных телефонов, Facebook или WhatsApp, Хефнер записывал более двадцати видео и аудиокассет в день, содержащих самые разные материалы, начиная от интервью и заканчивая инструкциями для своих сотрудников. Покрытый деревянными панелями с толстыми шторами, но пронизанный тысячами кабелей и наполненный самыми передовыми телекоммуникационными технологиями своего времени, Особняк был одновременно полностью непрозрачным и абсолютно прозрачным. Хефнер установил в резиденции режим замкнутого цикла, в ней также проживали несколько десятков соседей, и он мог получить доступ в каждую комнату в режиме реального времени из своего центра управления. Материалы, отснятые камерами видеонаблюдения, также оказывались на страницах журнала.
Помимо трансформации гетеросексуальной порнографии в массовую культуру, тихая биополитическая революция, начатая «Плейбоем», означала вызов тем различиям, которые лежали в основе индустриального общества XIX века: разделение сфер производства и воспроизводства, различие между фабрикой и домом и, наряду с этим, патриархальное разграничение между мужским и женским. «Плейбой» решил эту проблему, предложив создать новый жизненный анклав: холостяцкую площадку, связанную с новыми технологиями коммуникации. Ее новый политехнический хозяин никогда не должен ее покидать, ни ради работы, ни ради занятий любовью — более того, эти виды деятельности стали неотличимы. Круглая кровать Хефнера представляла собой одновременно рабочий стол, стол управляющего, съемочную площадку для фотосессий и место для сексуальных встреч; это была также телевизионная студия, где снималась знаменитая программа «Ночной плейбой». «Плейбой» предвосхитил дискурсы телекоммуникации и нематериального производства, которых борьба с эпидемией Ковид-19 превратила во всеобщую обязанность. Хефнер назвал этого нового социального производителя «горизонтальным рабочим». Вектор социальных инноваций, который запустил «Плейбой», способствовал эрозии (а затем и разрушению) дистанции между трудом и удовольствием, производством и сексом.
(дальше здесь)
Мягкая тюрьма: добро пожаловать в домашнюю теле-республику
Одно из фундаментальных биополитических изменений в фармакопорнографических техниках, характеризующих кризис Ковид-19, заключается в том, что домашнее пространство, а не традиционные институты социального заключения и нормализации (больница, фабрика, тюрьма, школа и т. д.), в настоящее время оказываются новым центром производства, потребления и политического контроля. Дом — это уже не только место, где тело находится в заключении, как это было при ликвидации чумы. Частная резиденция теперь стала центром экономики телепотребления и телепроизводства, а также наблюдательной капсулой. Внутреннее пространство отныне существует как точка в зоне кибернаблюдения, идентифицируемое место на карте Google, изображение, которое распознается беспилотным летательным аппаратом.
Когда несколько лет назад я занимался Особняком «Плейбоя» — сначала первым готическим поместьем в Чикаго, а затем его преемником в Лос-Анджелесе — больше всего меня занимало то, как он функционировал в разгар Холодной войны в качестве лаборатории, в которой были изобретены новые фармакопорнографические приборы для контроля над телом и сексуальностью. Такие аппараты начали распространяться на Западе уже в конце ХХ века, а с кризисом Ковид-19 распространились на все население мира. Когда я проводил исследование Особняка, меня поразил тот факт, что Хью Хефнер, один из самых богатых людей на Земле, провел почти сорок лет, отдыхая дома, одетый в пижаму, купальный халат и тапочки, попивая пепси и закусывая шоколадными батончиками. Хефнер не выходя из дома и часто даже не вылезая из постели редактировал и выпускал мужской журнал с самым большим в США тиражом. Подключенная к телефону, радио, стерео и видеокамере кровать Хефнера была настоящей мультимедийной производственной платформой.
Его биограф Стивен Уоттс описывал Хефнера как добровольного затворника в собственном раю. Поклонник всех средств архивирования аудиовизуальных материалов задолго до мобильных телефонов, Facebook или WhatsApp, Хефнер записывал более двадцати видео и аудиокассет в день, содержащих самые разные материалы, начиная от интервью и заканчивая инструкциями для своих сотрудников. Покрытый деревянными панелями с толстыми шторами, но пронизанный тысячами кабелей и наполненный самыми передовыми телекоммуникационными технологиями своего времени, Особняк был одновременно полностью непрозрачным и абсолютно прозрачным. Хефнер установил в резиденции режим замкнутого цикла, в ней также проживали несколько десятков соседей, и он мог получить доступ в каждую комнату в режиме реального времени из своего центра управления. Материалы, отснятые камерами видеонаблюдения, также оказывались на страницах журнала.
Помимо трансформации гетеросексуальной порнографии в массовую культуру, тихая биополитическая революция, начатая «Плейбоем», означала вызов тем различиям, которые лежали в основе индустриального общества XIX века: разделение сфер производства и воспроизводства, различие между фабрикой и домом и, наряду с этим, патриархальное разграничение между мужским и женским. «Плейбой» решил эту проблему, предложив создать новый жизненный анклав: холостяцкую площадку, связанную с новыми технологиями коммуникации. Ее новый политехнический хозяин никогда не должен ее покидать, ни ради работы, ни ради занятий любовью — более того, эти виды деятельности стали неотличимы. Круглая кровать Хефнера представляла собой одновременно рабочий стол, стол управляющего, съемочную площадку для фотосессий и место для сексуальных встреч; это была также телевизионная студия, где снималась знаменитая программа «Ночной плейбой». «Плейбой» предвосхитил дискурсы телекоммуникации и нематериального производства, которых борьба с эпидемией Ковид-19 превратила во всеобщую обязанность. Хефнер назвал этого нового социального производителя «горизонтальным рабочим». Вектор социальных инноваций, который запустил «Плейбой», способствовал эрозии (а затем и разрушению) дистанции между трудом и удовольствием, производством и сексом.
(дальше здесь)
