
Первая. Робертс фактически позиционирует себя как аналитика, а не, скажем, журналиста; то есть книга представляет собой компендиум из большого количества источников — от исследований про 1960-е до неизбежного Саймона Рейнольдса. Сам автор, насколько я могу судить, ни с одним из своих персонажей не разговаривал, а просто пересказывает их истории, которые где-то прочитал. Ничего плохого в таком методе, разумеется, нет — при условии, что из этих источников удается сложить интересную мысль или захватывающий нарратив. Но никаких специальных мыслей, помимо описанных выше (и вполне самоочевидных), Робертс не предлагает; его метод — это, в общем, последовательное описание фаз происходящего: вот тогда-то и там было вот так; а потом вот так; а вот этак; вот Лу Рид, вот Дженезис Пи-Орридж, вот Дэвид Бирн, вот Моррисси. И захватывающий нарратив тоже появляется скорее эпизодами. По большому счету, вся книга — это такая большая схема связей между музыкантами и художниками, какие любят иногда рисовать в интернете, только превращенная в текст.
Вторая. Робертс последовательно описывает все свои предметы — будь то музыка или искусство — как некий конструктор, набор из другой музыки и искусства, сложенный в новом порядке. Ну то есть это такой бесконечный нэймдроппинг — который, с одной стороны, утомляет просто технически, а с другой, вызывает концептуальные возражения. автор вроде бы не поддерживает концепцию про то, что «рок» — это про чистое чувство, а «арт» — это про чистый интеллект, но сам в итоге как будто не оставляет места для непосредственного впечатления; у него все разбивается на кусочки, ингридиенты, становится игрой образованного ума. Для пример — вот как описан сингл Африки Бамбаатаа «Planet Rock»: «Афрофутуристический рэп в духе проекта Soulsonic наложен на заимствованные отрывки из величайших роботических хитов Die Mensch-Machine aus Dusseldorf («Людей-машин из Дюссельдорфа», как называли Kraftwerk). Благодаря электронному изводу кекуока, ответившему взаимностью европейскому арт-попу, который перерабатывал черную музыку, квадратура круга наконец была разрешена».