В тот момент античный поэт понял нечто, что, думаю, нам всем подсознательно известно: хотя мы плохо запоминаем имена, телефонные номера и дословные инструкции от коллег, у нас действительно исключительная визуальная и пространственная память. Если я попрошу вас восстановить первые 10 слов истории о Симониде, скорее всего, вам придется туго. Но я готов поспорить, что если я попрошу вас вспомнить, кто сидит верхом на говорящей гнедой лошади в вашем холле, вы с легкостью вспомните. Смысл этой мнемонической техники заключается в том, чтобы создать у себя в голове воображаемую конструкцию с образами тех вещей, которые вы хотите запомнить — чем страннее, безумнее, смешнее, похабнее, противней картинка, тем она более незабываема. Это совет двухтысячелетней давности из ранних латинских трактатов о памяти.
Так как же это работает? Предположим, вас пригласили на сцену произнести речь, и вы хотите сделать это по памяти — как если бы Цицерон выступал на TEDxRome две тысячи лет назад. Тогда вы вновь визуализируете образы, которые я описывал в самом начале: вы можете представить себя у передней двери своего дома. Толпа нудистов на велосипедах напоминает вам, что вы хотели рассказать об этом очень странном соревновании — чемпионате по запоминанию. Капитан Кук напомнит о приятеле Эде Куке, а Бритни Спирс — об анекдоте, который вы хотите рассказать. Вы попадаете на кухню, а желтая кирпичная дорога напоминит вам о следующей теме, которыю вы собирались обсудить — это странное путешествие, в которое вы отправились год назад.
Таким образом римские ораторы запоминали свои речи: не слово-в-слово, отчего только сильнее запутываешься, а от темы к теме. Даже понятие вводное предложение — topic sentence — произошло от греческого слова topos, что означает «место». Это след, оставшийся с тех времен, когда люди думали об ораторстве и риторике в категории пространства.
Я этим был так восхищен, что всерьез увлекся. Я побывал еще на нескольких соревнованиях по запоминанию и понял, что смогу написать подробнее о субкультуре участников этих конкурсов. Но существовала одна проблема, и заключалась она в том, что такие состязания патологически скучные. Правда, это выглядит так же, как сдача школьного теста. Наиболее драматический момент — когда кто-нибудь начинает массировать виски. А я же журналист, мне нужно о чем-то писать. Я знаю, что в головах этих людей происходят невероятные вещи, но у меня нет к ним доступа.
Тогда я осознал: чтобы рассказать о них, мне нужно оказаться в их шкуре. После этого каждое утро, прежде чем засесть за New York Times, я начал тратить 15-20 минут на запоминание чего-либо. Это могло быть что угодно — поэма, имена из старого школьного альбома, который я приобрел на блошином рынке, или трек-лист с сета любимого диджея. Это оказалось на удивление весело, чего я совсем не ожидал. Это весело, потому что вы не просто тренируете память, вы стараетесь воображать эти нелепые, неряшливые, веселые и незабываемые картинки. Я в это очень втянулся.
Закончилось все тем, что я принял участие в соревновании, которое освещал годом раньше. Это было нечто вроде журналистского эксперимента. Я думал, это станет красивым эпилогом к моему исследованию. Однако эксперимент принял неожиданный оборот. Я победил на чемпионате, хотя такого не могло случиться.
Здорово запоминать речи, телефонные номера и списки покупок, но смысл не в этом. Это все просто трюки, которые работают, потому что основываются на базисных принципах работы мозга. И необязательно воздвигать дворцы памяти или запоминать пачки игральных карт, чтобы понимать, как работает наше мышление. Мы часто говорим о людях с великолепной памятью, как будто это некий врожденный дар, но дело не в этом. Блестящую память можно развивать. Проще говоря, мы запоминаем, когда обращаем внимание, когда мы глубоко увлечены, когда можем понять, почему некая информция или опыт важны для нас, почему они значительны, ярки, когда мы можем трансформировать их в нечто осмысленное в контексте остальных наших