Проснулся я у Марины, среди ночи. Бледный сумрак заливал комнату. Невыносимо гулко стучал будильник. Пахло нашатырным спиртом и мокрой одеждой.
Я потрогал набухающую царапину у виска.
Марина сидела рядом, грустная и немного осунувшаяся. Она ласково гладила меня по волосам. Гладила и повторяла:
— Бедный мальчик... Бедный мальчик... Бедный мальчик...
С кем это она, думаю, с кем?..

"Компромисс"

Знаю я наших умных и талантливых критиков. Одиннадцать месяцев в году занимаются проблемами чередования согласных у Рабиндраната Тагора. Потом им дают на рецензию современного автора. Да еще и не вполне официального. И тогда наши критики закатывают рукава. Мобилизуют  весь свой талант, весь ум, всю объективность. Всю свою неудовлетворенную требовательность. И с этой вершины голодными ястребами кидаются на добычу.

"Ремесло. Невидимая книга"

Рассказывают, что писатель Владимир Набоков, годами читая лекции в Корнельском университете юным американским славистам, бился в попытках объяснить им «своими словами» суть непереводимых русских понятий — «интеллигенция», «пошлость», «мещанство» и «хамство». Говорят, с «интеллигенцией», «пошлостью» и «мещанством» он в конце концов справился, а вот растолковать, что означает слово «хамство», так и не смог.

Это непереводимое слово — «хамство»

Шесть месяцев выходит наша газета. Шесть месяцев я то и дело слышу…
— И чего вы смеетесь? Над чем потешаетесь? Такие несерьезные… А в Камбодже — террор. В Афганистане — трагедия. Академик Сахаров томится в Горьком… И вообще, мир на грани катастрофы!..
Да, мир на грани катастрофы. И привели его к этой грани — угрюмые люди. Угрюмые люди бесчинствуют в Камбодже. Угрюмые люди держат в плену заложников. И гордость России, академика Сахарова, мучают тоже угрюмые люди.
И потому — мы будем смеяться. Над русофобами и антисемитами. Над воинствующими атеистами и религиозными кликушами. Над мягкотелыми «голубями» и твердолобыми «ястребами»…
И главное — тут я прошу вас быть абсолютно внимательными — над собой!
Друзья мои! Научитесь смеяться и вы научитесь побеждать!

"Новый американец", № 26, 6-11 августа 1980 г.
Колонка редактора:
"Когда-то я работал на заводе..."

Есть люди, у которых разница между халтурой и личным творчеством не так заметна. А у меня, видимо, какие-то другие разделы мозга этим заняты. Если я делаю что-то заказное, пишу не от души, то это очевидно плохо. В результате — неуклюжая, глупая публикация, которая ничего тебе не дает ни денег, ни славы.

"Дар органического беззлобия". Интервью Виктору Ерофееву.
Журнал «Огонек», № 24, 1990.

Изображение Ленина – обязательная принадлежность всякого номенклатурного кабинета. Я знал единственное исключение, да и то частичное. У меня был приятель Авдеев. Ответственный секретарь молодежной газеты. У него был отец, провинциальный актер из Луганска. Годами играл Ленина в своем драмтеатре. Так Авдеев ловко вышел из положения. Укрепил над столом громадный фотоснимок – папа в роли Ильича. Вроде не придраться – как бы и Ленин, а все-таки – папа…

"Компромисс"

Выносил я как-то мусорный бак. Замерз. Опрокинул его метра за три до помойки. Минут через пятнадцать к нам явился дворник. Устроил скандал. Выяснилось, что он по мусору легко устанавливает жильца и номер квартиры.
В любой работе есть место творчеству.

"Записные книжки. Соло на Ундервуде"

Первая жена Сергея Довлатова — о Петербурге сегодня и сорок лет назад (интервью "Бумаге" 2014 года, во время приезда Пекуровской в Петербург).
https://paperpaper.ru/asya/

— Вы любите Пушкина?
Я испытал глухое раздражение.
— Люблю.
Так, думаю, и разлюбить недолго.
— А можно спросить — за что?
Я поймал на себе иронический взгляд. Очевидно, любовь к Пушкину была здесь самой ходовой валютой. А вдруг, мол, я — фальшивомонетчик…

"Заповедник"

Момент истины наступал раз в неделю на планерке, когда Довлатов обозревал вышедший номер. Лукаво объявив себя — единственного недипломированного сотрудника в редакции — недостаточно компетентным, чтобы обсуждать содержание наших материалов, он судил лишь о стиле, но так, что у всех горели уши.
— Что ты, собственно говоря, имел в виду, — ласково спрашивал Сергей поэта, педагога и массажиста Гришу Рыскина, — когда написал “кровавая рука крайма душит Нью-Йорк, по которому слоняются бездомные в чесуче”?

Александр Генис "Обратный адрес"

Однажды сижу я в редакции. Заходит красивая блондинка. Модель с рекламного плаката финской бани.
— Здравствуйте. Меня зовут Эллен.
— Очень приятно.
— Давно хотела с вами познакомиться. Вы любите стихи Цветаевой?
— Кажется, люблю.
— А Заболоцкого?
— Тоже...
Мы беседовали около часа. Я так и не понял, зачем она явилась.

"Ремесло"

Сергей Довлатов. Пейзаж. Ленинградский период

Итак, я поселился у Михал Иваныча. Пил он беспрерывно. До изумления, паралича и бреда. Причем, бредил он исключительно матом. А матерился с тем же чувством, с каким пожилые интеллигентные люди вполголоса напевают. То есть для себя, без расчета на одобрение или протест.

"Заповедник"

Раньше жаргон был уделом четких социальных и профессиональных групп. Теперь он — почти национальное достояние. Раньше слово «капуста», например, мог употребить только фарцовщик. Слово «лажа» — только музыкант. Слово «кум», допустим, — только блатной. Теперь эти слова употребляют дворники, генералы, балерины и ассистенты кафедр марксизма-ленинизма. Случилось то, что лаконично выражается народной поговоркой: «Какое время, такие песни».

"Переводные картинки"

В основе мирового исторического процесса лежит банальный комплекс неполноценности.
Проявляется он ежеминутно и на каждом шагу. Наделены им абсолютно все. Боксеры и калеки, ученые и ассенизаторы, преступники и судьи, генералы и рядовые, миллионеры и нищие.
Комплексом неполноценности обладают государства и материки. Народы и расы. Эпохи и формации.
Комплекс неполноценности явно заметен у животных. Моя собака Глаша решительно преображается, завидев выхоленную болонку. У нее меняется поступь. Начинают зло блестеть глаза. Мне кажется, я слышу ее ворчливый голос:
— Подумаешь, Лоллобриджида! Ни кожи, ни рожи! Сплошная косметика!..

"Новый американец", № 60, 1-7 апреля 1981 г.
Колонка редактора:
NOBODY IS PERFECT (Все мы не красавцы)

Из сочинений Довлатова не вынесешь выводов — тут уж точно не написано ни «как надо жить», ни «ради чего надо жить». На месте ответов у Довлатова только вопросы: «Что все это значит? Кто я и откуда? Ради чего здесь нахожусь?»

Александр Генис "На уровне простоты"

Игорь Ефимов навещает Иосифа Бродского в ссылке. Игорь Ефимов - писатель, публицист, издатель. В эмиграции сначала работал в издательстве «Ардис», а затем основал издательство «Эрмитаж» (1981), которое выпускало стихи, романы, мемуары, эссе, не имевшие шанса быть напечатанными в Советской России. В издательстве "Эрмитаж" было издано несколько книг Довлатова.

Трудно сейчас представить это, но Ефимов не очень верил и в успех «Зоны» — книги, побившей сейчас все издательские рекорды. Все должно «дозреть» — и на это опять же уходят время и силы, который не так уж и много. Ефимов считает, что лагерная тема уже изжила себя, тем более — после Шаламова и Солженицына. Неповторимый довлатовский взгляд на эту тему, вероятно, еще не был четко осознан — и Ефимовым, и даже Довлатовым. Всё это предстояло еще «поймать».

Валерий Попов. Довлатов
Глава восемнадцатая. Довлатов в "Эрмитаже"

"Уважаемый Виктор Платонович! Доброжелательный отзыв такого писателя и человека, как Вы, надолго превратил меня в радужного счастливого идиота. Спасибо!
С. Довлатов"

Дарственная надпись Сергея Довлатова Виктору Некрасову на книге "Невидимая Книга".

Обложка книги «Невидимая книга», издательство «Ардис», 1977