Треть романа #ИмениТакогоТо написана.

Сегодня последний день выставки "Одевая демонов: повседневный и парадный костюм обитателей ада", и ее потрясающий куратор Катя Шольц в 18:00 проведет по ней экскурсию. Катя невероятная, она сделала для выставки очень, очень много, без нее никакой выставки вообще бы не было, и я ей страшно благодарна. Приходите, пожалуйста, Катю послушать, - и спасибо всем огромное заранее.

Х. уговорили накуриться, но он был уверен, что трава его, воркаголика с высочайшим уровнем самоконтроля, никогда не возьмет. Х. потребовал очень-очень много травы. Ему не пожалели. Он положил рядом с собой диктофон на случай, если захочется поработать, и сел ждать прихода. Приход не наступал. Х. успел подумать о перспективах сырьевой экономики Ближнего Востока в свете захвата талибаном  власти в Афганистане, о необходимости начать заранее планировать зимнюю поездку в Испанию с учетом предстоящих перестановок на работе у жены, о новогоднем подарке жене и вариантах его покупки на Авито, о возможности создать аналог YouDo в Израиле и невеликих рыночных шансах этого сервиса в свете особенностей национальной ментальности и отсутствия дешевой рабочей силы в достаточном количестве, о том, о сем, о пятом, о десятом… Потом Х. посмотрел на часы: прошло сорок восемь минут. Приход так и не наступил. Разочарованный Х. повернулся к диктофону и строго спросил:
- Ты все записал?

Л. убеждала своего бойфренда, что в мужчине «красивый», «умный» и «хороший» - это треугольнык: можно получить любые два из трех.
- Это мизандрия, - мрачно сказал бойфренд.
- Очень ты, Женя, красивый и хороший, - сказала Л.

Мы пришли к К. в гости. Зашел разговор о спасении жизни. К. сказал, что у него есть прекрасная история, но надо подождать. Через пять минут он сказал, что историю эту самую ему не терпится рассказать, но подождать надо. Еще через пару минут – что вот сейчас он бы рассказал историю – но нет. А еще через минуту вдруг принялся рассказывать.

Короче, его собака Суслик, легко достающая мордой до стола, пыталась на семейном пиршестве воровать еду, порою небезуспешно. Наконец, после серьезного воспитательного момента, Суслик лег, раскрыв пасть, - большей частью под стол, но мордой наружу. Младший ребенок тут же начал мерно пинать его ногой, но пресытившийся Суслик вставать не собирался и только покачивался, капая на ковер слюнями, туда-сюда. А К. уже был изрядно поддат. И вот он видит: из-под стола торчит голова любимого Суслика с разинутой пастью, капающая слюной, с затуманенными глазами, и – туда-сюда, туда-сюда. И К. решает, что любимый Суслик подавился чем-то насмерть и собрался отходить. И с криком «Геймлих!» бросается спасать собаку.

Повторяя «Геймлих! Геймлих! Геймлих!!» К., обхватив бедного пса сзади, пытается выполнить соответствующий прием. Собака, которая ничем не давилась, ничего не может выплюнуть, поэтому в охренении давится и пытается вырваться. К., видя, что у собаки из пасти ничего не вылетает, старается еще пуще и скандирует: «Гейм-лих! Гейм-лих!» Короче, полупридушенная собака теряет сознание. К. рыдает. Собака приходит в себя, встает и уходит. И только на следующий день, когда похмельного К. начинают травить этой историей безжалостные друзья, выясняется, что при слове «Геймлих» собака Суслик теперь падает на бок и прикидывается мертвой – от греха подальше.

-  Дорогой К., осторожно спрашиваем мы, - а почему это сразу рассказать было нельзя?
И К., оглядываясь на огромную белую дворнягу, тихо говорит:
- Ну не при Суслике же!

- Однажды в самом конце девяностых, - говорит композитор П., - поэт Н., будучи в возбужденном настроении, во время ужина затушил сигарету в тарелке художника К. Художник К. молча округлил глаза, а моя жена взяла да и - тоже молча - заменила ему тарелку. Так я понял, что присутствую при конце культуры пьяных драк.

* * *

В тот период, когда Александр Гаврилов интенсивно работал на ТВ, одну из передач он вел в плотном зеленом шерстяном жакете. А жива была тогда его прекрасная белая кошечка, - очень любимая, но страшно линючая. И весь жакет был, конечно, в кошечке. А потом в один прекрасный день Саша пришел, печальный, одеваться в костюмерную и печально сказал, что кошечки больше нет. И костюмерша Марина, сочувственно кивая головой, сказала ему:
- Бедный, бедный Саша... Но вы же правда следующую возмете зелененькую?

* * *

Придут инвесторы волчка
И возьмут процент с бочка.

* * *

Смотрим в магазине на острые палочки с маркировками для сыра: Sharp, Stinky, Aged, Blue, Mature... “И прямо в гостей их втыкать при знакомстве», - говорит Маруся.

* * *

Н. пребывает в адской тревоге и его не отпускает.
— Завтра я приму сразу два атаракса, - говорит он. - Может, меня хоть немножко отпустит.
— Интересный вариант, - сдержанно говорит психотерапевт.
— Может быть, я приму даже три атаракса, - говорит Н. - Тогда меня наверняка отпустит.
— Очень интересный вариант, - сдержанно говорит психотерапевт.
— У меня еще клоназепам есть, - мрачно говорит Н.
— Может, сразу мелок «Машенька» погрызем? - спрашивает психотерапевт заинтригованно.

* * *

- «Искуственный интеллект, разработанный в Сколково, посоветовал россиянам бежать из страны», - читает новостной заголовок Анна.
- Успел прохрипеть, - уточняет Паша Шнейдерман.

* * *

И так далее. Сделала новый, 71-й выпуск мелких записочек, которые "Сквозь пальцы". Не делала, оказывается, больше двух лет. Огромное спасибо всем, кто рассказывает мне прекрасные истории и вообще со мной разговаривает 🙂

Половина романа #ИмениТакогоТо, - который про эвакуацию некоторой воображаемой психиатрической больницы из Москвы в 1941 году, на барже, - позади. Баржа плывет, и мои герои думают, что продержаться им в этом аду осталось всего два дня, и они неправы.

Буду показывать иногда детали большой штуки, которую потихоньку делаю уже больше года. Она называется «Снятие беса с креста». Вот несколько персонажей. Это гуашь и акварель. Позолоту плохо видно, но ее много. #СнятиеБесаСКреста

Еще персонаж из «Снятия беса с креста». Все, что кажется бежевым, - золотое на самом деле. #СнятиеБесаСКреста

И сам снятый бес. #СнятиеБесаСКреста

"...Это впечатляющая работа художественного метода Горалик — ведь сама идея выставки вроде бы построена на метафорах изменений тела и души, одежды и сживания с собой. Но мир выставки такой плотный, что сами по себе объекты не метафоричны, они не воплощают, не репрезентируют, а представляют реальность ада. Реалистичность этой реальности достигается во многом тем, как собраны объекты и как сделаны тексты к ним. Это реальность такая же неоспоримая, как воплощение фантазий в детской игре. То есть она не просто копирует мир «взрослых» или сказок, а делает его реальным для обживания и игры. Здесь то же самое происходит с адом.

Реализм поддерживается и вроде бы объективирующим и при этом изобретательным языком выставки: в нем соседствуют «маета» как описание страданий обитателей ада и копинг-стратегии по работе с ней. Это язык и всегда существующий, и историчный, и современный. Между этими режимами языка Горалик не делает различия, превращая их все в один, способный описать реальность обитателей ада так, чтобы она была ясна тем, кто пришел на нее посмотреть.

Зритель оказывается на выставке в странной роли. Вся она — для него. Субъект, рассказчик, до конца непонятный, устраняется, чтобы мы остались наедине с объектами."Это впечатляющая работа художественного метода Горалик — ведь сама идея выставки вроде бы построена на метафорах изменений тела и души, одежды и сживания с собой. Но мир выставки такой плотный, что сами по себе объекты не метафоричны, они не воплощают, не репрезентируют, а представляют реальность ада. Реалистичность этой реальности достигается во многом тем, как собраны объекты и как сделаны тексты к ним. Это реальность такая же неоспоримая, как воплощение фантазий в детской игре. То есть она не просто копирует мир «взрослых» или сказок, а делает его реальным для обживания и игры. Здесь то же самое происходит с адом.

Реализм поддерживается и вроде бы объективирующим и при этом изобретательным языком выставки: в нем соседствуют «маета» как описание страданий обитателей ада и копинг-стратегии по работе с ней. Это язык и всегда существующий, и историчный, и современный. Между этими режимами языка Горалик не делает различия, превращая их все в один, способный описать реальность обитателей ада так, чтобы она была ясна тем, кто пришел на нее посмотреть.

Зритель оказывается на выставке в странной роли. Вся она — для него. Субъект, рассказчик, до конца непонятный, устраняется, чтобы мы остались наедине с объектами."

Огромное спасибо Леониду Юлдашеву и Полине Колозариди за текст и Colta.ru за публикацию о проекте "Одевая демонов".

Пятилетнему Л. мама говорила: «Хорошо, чавкай про себя!», и тогда он соглашался есть с закрытым ртом.

Три четверти романа #ИмениТакогоТо, который про эвакуацию некоторой психиатрической клиники из Москвы на барже в ноябре 1941 года, готовы. Наверное, это самая тяжелая (для меня) книжка, которую я писала в моей жизни.

Муж К. моей подруги Н. уговаривает ее сойтись обратно после очень неспокойного брака, закончившегося нежной дружбой.
- Милый, - говорит Н., - ну зачем ты? Мы же все равно через два месяца мучительно разойдемся.
- Скажи, - вкрадчиво говорит К., - а если бы какой-нибудь мужик предложил тебе прямо сейчас два месяца повстречаться, поебаться, а потом расстаться друзьями, ты бы согласилась?
- Хороший мужик? - спрашивает Н. задумчиво.
- Охуенный! - честно говорит К.
- Я бы с радостью! - говорит Л.
- Давай я буду этот мужик! - с энтузиазмом предлагает К.
- Нет, милый, не могу, - говорит Н., - плохая идея.
- Ну почемуууу? - ноет К.
- Потому что на старые дрожжи, - печально говорит Н., - похмелье тяжелее.