Первые десять ссылкок по гугл-запросу «шлемоблещущий Гектор» славную повесть ведут про решетки стальные.

Борис Грох Цифровое Сопротивление 2018 #digital_art

^ К теме гиперактуального искусства и эстетического реагирования.

Вижу: двух сестер, очень красивую и очень некрасивую, в одинаковых футболках с надписью ״Beautiful”.

Случайно сфотографировала лестницу Иакова*. Самой неловко.
———
*Авторкоррект заменяет на «Шмакова». Ок.

Показательная казнь:Лето собрал всех своих животных и продемонстрировал, что будет,если упасть на него,когда он спит.Мышь в обмороке,бегемот с овцой лежат пластом,да и нам с Димой что-то нездоровится.

Рассказала Ермилову про идею некоторой картинки, над которой начинаю работать. «Да, детка, да, я это хочу! Сделай это специально для меня! Я поставлю это к себе на тумбочку!» - начал стонать Ермилов. Я от такой наглости офигела. «Чучело», - говорю, - «я, конечно, сделаю, и ты, конечно, поставь, - но не ты ли говоришь, что все мои работы тебя пугают и ты не можешь жить с ними в одном пространстве, и поэтому пусть я их поскорее спрячу в шкаф, а лучше - в морозильник?» «Но тут совсем другое дело!» - говорит Ермилов. - «Это вот будет чистое священное безумие. А ты всегда кладешь сверху нехуевую порцию экзистенциального ужаса. А если это для меня - то можно мне, пожалуйста, экзистенциального ужаса совсем не класть, зато двойной майонез и салфеток побольше?» И улыбается умильно так.

@na_slovah

Свинолюбивый гергесинец
стоит ничком над унитазом
лежит расслабленный в вагоне
сидит упыренный в совете
а дома свиночки поспали,
потом поели и поспали,
потом поели.

А Коловратий полоумный
полуживой, полуодетый
стоит ничком над унитазом
и легион себя нечистых
в него глумится и глядится
и раскаленными зубами
поскреживает и смеется -
не попуститься.

О Боже, Боже, страшный Христе!
Тебе всё трюки ради Правды
по стуку бдительных соседей
под гром оваций -
а свиночки кричат предсмертно,
а одинокий гергесинец
над жадной пропастью рыдает,
а опустевший Коловратий
стоит ничком в своей блевоте,
гвоздей не ест, стихов не пишет,
дышать не может.

О Боже, Боже, Христе страшный!
Нормально жили на зарплату,
не пили больше, чем по триста.

Эксперименты на животных по выяснению влияния на организм долгого нахождения вниз головой в лаборатории НАСА. Вашингтон, США, 1958 год.

И так каждый день. Каждый день.

Роскомнадзор охуевает от пользователей VPN после запрета ходить по потолку (простите, невозможно удержаться было).

@na_slovah

В майскую девятую пятницу
умирает Яков Исаевич;
под окном две девочки лаются,
бьются за какого-то Лифшица -
из смертельных ртов изрыгаются
орденские страшные ленточки,
обвивают черные веточки;
выключи кино, завали окно:
Якову Исаичу все равно.

Вот она, война, наша мать родна:
в каждой подворотне стоит она,
спрашивает, нет ли мобильника,
а когда найдет (а она найдет) -
ногтем подцепляет и в рот кладет
все наши нерезкие фотки резкие,
все наши жидовские смерти русские.

Очень про Тель-Авив для меня.

«Матерь Божия Филорфана» (Потерявшая сына), она же «Матерь Божия Деутерайя» (Богоматерь Второго Дня) - еще одна икона  Бумажной церкви г. Тухачевска (http://linorgoralik.com/pic_tuhachevsk.html).

Бумага, гуашь, тушь, дерево. Всю жизнь я думаю про Марию и про эти три дня и три ночи, и про то, что вера - это вера, а живое - это живое.

Тухачевск (http://linorgoralik.com/pic_tuhachevsk.html) - существующий в воображении автора советский город-миллионник, который находится на месте Санкт-Петербурга в отсутствие Санкт-Петербурга. Город был основан в 1947 году и считался «закрытым» (вплоть до 1993 года) из-за деятельности ТОВКа — Тухачевского опытного водорослеперерабатывающего комбината, где трудилось более 80% населения города; в реальности комбинат занимался разработками химического и бактериологического оружия. Географическая близость к Европе, пятидесятилетнее существование в качестве закрытого исследовательского объекта государственного значения, сложность природных условий и высокий образовательный ценз в свое время сделали Тухачевск городом, в котором, по словам А. Тиянова, «культура выживала исключительно благодаря своей способности размножаться делением». В послесоветский период Тухачевск приобрел определенную известность благодаря двум связанным между собою громким сюжетам. Один сюжет — «дело тухачевского принца»: в середине восьмидесятых годов в двух парках города были обнаружены тела нескольких «спящих красавиц» — молодых женщин, задушенных и уложенных «спать» в тщательно расстеленную на траве постель. Другой сюжет, закрепивший имя города в массовом сознании, — часто упоминающаяся в мемуарной и исторической литературе «тухачевская Бумажная церковь»: группа из приблизительно тридцати человек, объединенных нерукоположенным молодым историком, священником-автодидактом Сергеем Квадратовым и придерживающихся идей своеобразного либерального христианства. Целый ряд андеграундных тухачевских художников, писателей, поэтов и музыкантов считал себя прихожанами Бумажной церкви, названной так из-за того, что ее последователи не почитали и не хранили традиционных икон. Отчасти это делалось для того, чтобы снизить риск гонений, если в их домах обнаружатся предметы религиозного культа, а отчасти — из-за убежденности Квадратова в опасности «всего, что способно побудить верующего к пустому обрядопочитанию и соблазнить его не прожитой, не пропущенной сквозь собственное сознание эстетической привлекательностью». При этом Квадратов и его последователи глубоко верили в важность творчества, инспирированного религиозным переживанием и религиозной мыслью. В результате члены группы активно создавали изображения и объекты, так или иначе связанные с верой. Чаще всего эти работы создавались на бумаге и из бумаги, из-за чего друзья и последователи Квадратова стали в шутку называть свою группу Бумажной церковью (а Квадратова — Бумажным архиереем). Название это закрепилось и постепенно потеряло свой первоначальный иронический оттенок.

Одним из активных прихожан Бумажной церкви и близким другом Квадратова был математик Яков Петровский [*], арестованный на ранних этапах следствия и считавшийся в течение нескольких месяцев главным подозреваемым по «делу тухачевского принца». Однако достаточных улик против него не было, и после очередного (и последнего) убийства, жертвой которого стала Мара Ладышева, дочь другого прихожанина Бумажной церкви, Петровский был выпущен на свободу. Сразу после этого американской правозащитной организации Justice for Freedom удалось добиться выезда Петровского за границу. Петровский поселился в штате Висконсин; его интервью и очерки стали одними из первых медийных материалов о Бумажной церкви. В то же время убийство Ладышевой сильно ударило по квадратовской группе, творческие и личные связи прихожан начали ослабевать и распадаться. К началу перестройки Бумажная церковь фактически прекратила свое существование. «Дело тухачевского принца» до сих пор считается нераскрытым и окружено чем-то вроде провинциального культа в среде самодеятельных детективов и оккультистов, проживающих как в Тухачевске, так и за его пределами. Среди работ Петровского для Бумажной церкви, сделанных в позднесоветский и постсоветский период, — «Апографии», «Ряд незначительных событий и явлений»,, «Иконы карандашного ряда» и другие. Другим известным - и даже скандально известным - прихожанином "Бумажной церкви" был Леонид Звонников, чьи взгляды и поведение (со временем он стал богопочитать Квадратова) привели к расколу в Бумажной церкви; ему принадлежит опубликованная ниже серия вотивных досок с поразительной историей. Все это можно посмотреть тут: http://linorgoralik.com/pic_tuhachevsk.html.

Реальный автор этих работ медленно, но старательно работает над книгой, рассказывающей историю Тухачевской бумажной церкви и ее прихожан.

—------

[*] В частности, Яков Петровский — брат Сергея Петровского, воображаемого автора книги «Устное народное творчество обитателей сектора М1», в которой собран фольклор обитателей одной из зон ада. Старшая дочь Сергея — Агата — главная героиня детских книг «Агата возвращается домой» и «Агата смотрит вверх».
[] Очень много лет назад я делала первый эскиз этой иконы; мне все хотелось сделать ее "живьем", но пока не начала собираться из частей история про Тухачевск - не собиралась и она; ну, вот.
[*] Огромное спасибо Андрею Десницкому и Артему Андрееву, помогавшим мне с греческим. Все ошибки - не их, а мои.

“...Это очень сложная задача — визуализировать травму, не визуализируя жертву, не показывая ужас как таковой. Как же тогда свидетельствовать о травме? Для меня в этом смысле решение находится скорее в плоскости языка, нежели в плоскости визуальной. Возьмем, к примеру, немецкий язык: в некотором смысле он дискредитирован на повседневном уровне. В любой немецкой фразе мы слышим отголоски того самого времени. У меня была когда-то поэма, составленная из выражений в немецком языке, содержащих слово «чистый»: я просто взял их из толкового словаря и разбил на четверостишия, даже не меняя порядок. И вот ты читаешь: reine Tier — «священное животное» или reine Hände — «чистые руки», а твоя историческая память немедленно взывает к историческому же контексту. Здесь ничего не нужно добавлять для свидетельствования — достаточно просто проявлять и показывать..” Поговорила с Хаимом Соколом - самым важным, пожалуй, современным художником для меня. Хаиму огромное спасибо за разговор, а Colta.ru - за публикацию: www.colta.ru/articles/art/18002.

И о Победе: лично мне всегда интереснее всего наблюдать не за официальными, а за частными идеологическими манифестациями (не только применительно к теме Победы, разумеется, - но сейчас я о Победе); я для себя придумала термин «новые празднующие»*, и он очень мне помогает. Мне, например, важно напоминать себе, что каждый год мы видим, среди прочего, значимое количество людей, искреннее демонстрирующих в окрестностях 9 мая свои взгляды и эмоции в рамках официально заданного дискурса; их взгляды и эмоции могут казаться нам крайне неприятными (и мы можем считать их полностью сформированными официальной пропагандой), но я совершенно допускаю, что за «Можем повторить!» и «На Берлин!» может стоять вполне цельная система мнений, подкрепленная вполне интенсивным переживаниями - и мне интересно узнать, какими. Понятно, что существует огромное множество категорий «новых празднующих» (как всегда, с 1945 года, существовало огромное множество категорий празднующих - и не-празднующих - 9 мая: у миллионов людей на территории СССР эта дата вызывала очень, очень разные чувства, и предположение, что для всех жителей страны поголовно это был «праздник со слезами на глазах» - тоже, если я правильно понимаю, пропагандистское, только постарше). Те, кто находится, например, на другом конце спектра, - то есть те, для кого 9 мая - чистейшая формальность и дополнительный выходной, - мне интересны ничуть не менее: скажем, как и в каких праздничных обрядах, частных или коллективных, они волей-неволей участвуют и какие чувства испытывают по этому поводу? Мне вообще много чего хотелось бы понять про «новых празднующих» (любых): механики приобщения к торжеству и элементы обрядовости (цветы к Вечному огню? Ленточка на антенне автомобиля или на шее у собаки***? Десятки других практик, почти не замечаемых медиа?), степень эмоциональной вовлеченности, нарративы рационализации поступков, роль официального мифа и мера доверия ему, степень общественного давления и степень влияния ближнего социального круга, восприятие символики, сохранение или отторжение семейных практик - и так далее. Вот что: нет ли у нас антрополога или «новейшего историка», который занимается этой темой и дал бы мне интервью? Хочется взвешенного разговора о том, что происходит с «Победой» на индивидуальном, а не на государственном уровне. Если есть такой человек, - подскажите мне, пожалуйста? Я была бы очень благодарна.

——
* Тут есть, конечно, возрастная специфика - но, мне кажется, не только она;
** С ленточками, насколько я понимаю, отдельная прекрасная тема: символ теряет сакральность и меняет смысл, узус и т.д.
*** Происходит естественный, если я правильно сужу, процесс «ретроизации», ритуализации истории и памяти - и все это у нас есть возможность наблюдать; в чистом виде подарок. Мне лично, например, от происходящего крайне некомфортно - мое собственное отношение к WWII крайне эмоциональное и глубоко идиосинкратическое, - но я напоминаю себе, что торт «Наполеон» у меня в горле вроде не застревает. Терпи и тут.

Тель-Авив, район Флорентин.

Пятница (центральная железнодорожная станция, Тель-Авив).