Пока в центре города на обломках уничтожаемого исторического наследия строили «эклектичную» Москву, на окраинах продолжали расти новые районы, работу над которыми в старых-добрых Моспроектах вели умудренные опытом советские архитекторы. Яков Белопольский проектировал Бутово, Виктор Лебедев — Новокосино. А Леонид Вавакин, создавший малоизвестный, но чудесный город Славутич, возглавил работу над Марьинским парком, в котором прошли первые пять лет моей жизни. И если бы не ностальгия по счастливому детству, я бы наверняка не обратил внимание на факт существования района и не стал бы с такой любовью и надеждой на светлое будущее рассказывать о его архитектуре.

Этот район — эволюционное продолжение советской градостроительной модели, и кажется, что здесь она почти пришла к идеалу, насколько это было возможно в России 1990-х. Много воды, парков, разномаштабность и цвет в архитектуре. Малоэтажная застройка, прячущаяся внутри микрорайонов за высотными шумозащитными домами, расставленными по периметру. «Колосы», завершившие эволюцию жилых домов с монолитным сердечником, главным идеологом которых был архитектор Роберт Саруханян, и занявшие здесь самые выигрышные позиции, став высотными доминантами района. Паркинги, впервые со времен ОПЖР обозначившие желание избавиться от машин во дворах. Индивидуально спроектированные стилобаты для соцкультбыта вдоль главных улиц, обеспечившие потребности в площадях для магазинов и сферы услуг. Здесь учтены почти все ошибки советских спальников, и небольшое переустройство пространства между зданиями, сделало бы среду совсем дружелюбной к человеку.

Лужкову удалось продлить век советского градостроительства, чтобы оно завершило свое существование хэппи-эндом. Грамотная организация движения, хорошее благоустройство и ответственная эксплуатация сделали бы Марьинский парк сбывшейся утопией в мире массового жилья, но пока ничего из этого нет, а местные власти руководят лишь заменой алюминиевых стеклопакетов лифтово-лестничных узлов на пластиковые.

Друзья, в Ростове-на-Дону собираются закатать в вентфасад (что равно убийству облика здания) межвоенную школу 1928 года постройки.
В приложении «Активный ростовчанин» можно проголосовать за сохранение старого облика — власти обещали прислушаться.

Голосовать могут все, необходима лишь авторизация через "Госуслуги".
https://ar.rostov-gorod.ru/initiatives/2197

Материал «Афиши» о лужковской архитектуре с комментариями Дениса Ромодина, Павла Гнилорыбова и Дарьи Парамоновой.

https://daily.afisha.ru/cities/13820-10-arhitekturnyh-simvolov-luzhkovskoy-epohi/

Москва:
итоги года
от «Архитектурных излишеств»

📎 Сносов действительно стало меньше, но большинство разрушений переместилось на окраины, в промышленные и заводские районы, где такие вопиющие случаи труднее отследить.

📎 Реставрация старого города идёт стахановскими темпами, но иногда в ущерб качеству, а дьявол кроется в деталях. Почти каждый год мы находим изуродованные маскароны и очередного «пучеглазого Гермеса».

📎 Никаких институциональных изменений не произошло, все проблемы возникают из-за копившихся десятками лет насущных вопросов. Москва никак не может решиться присвоить себе статус исторического поселения, заседания ГЗК (градостроительно-земельной комиссии) проходят в закрытом режиме.

📎 Общественность практически не может повлиять на судьбу того или иного здания: для этого нужны длительные и большие кампании, как с домом Булошникова.

📎 Идёт время, и наследия становится всё больше и больше: нужно ставить на охрану мозаики, советский модернизм, общественные здания 1960-1970-х годов, НИИ. Но такая работа ведётся явно недостаточными темпами. Граница «понимания» наследия проходит где-то в районе 1930-1950-х годов, конструктивизма и сталинского ампира — всё, что построено позже, является какой-то землёй Санникова.

Казалось бы, с истинно старинной застройкой нужно носиться как с ребёнком в первую очередь, но в нынешней Москве практически невозможно осмотреть комплекс Печатного двора, палаты Юсуповых, все, что находится за последним кусочком Китайгородской стены. От горожан прячут настоящие сокровища.

Часто усадьбы — это единственное, что осталось от дореволюционной застройки в спальных районах. В нынешней Москве в состоянии явного запустения усадьбы Ясенево, Покровское-Стрешнево, Кунцево.

Руинированные руины: уже десятки лет огорожен грот в саду имени Баумана, разрушается грот на даче Стахеева в Сокольниках, не в лучшем состоянии грот работы Растрелли в Лефортово.

Конструктивизма в Москве мало, часто предлагаемые версии, что эти дома строили чуть ли не из камышей, являются ложью. Многие такие комплексы можно и нужно научно реставрировать. В 2019 году горожане сражались за Русаковский жилмассив (конец 1920-х годов).

Уходящий год принёс много горя кинотеатрам: и снесенный «Соловей», и находящийся в ужасном состоянии «Художественный», и модернистские здания окраинных кинотеатров (уничтоженный «Витязь» на первом фото и пока ещё целый «Минск» на втором).

Москва состоит из бесконечного числа невидимых связей.

Мы хотим, чтобы в 2020-е годы к столице относились трепетнее — государственные органы и частные девелоперы должны рассказывать о том, что происходит за ширмой реставрации, проводить больше пресс-туров (в этом году их было довольно много, процесс пошёл).

Это были опасения года от «Архитектурных излишеств». Если вы хотите коротко рассказать и описать, что случилось в вашем городе в 2019 году (от Урюпинске до Петербурга), пишите боту, мы обязательно ответим.

В годы советской власти художники-оформители очень хорошо работали с внешним обликом здания: часто туда помещали статистику, цифры, все это только подчеркивало архитектурные особенности.

Или вот статистика 1920-х рассказывает, сколько добыли нефти, газа, угля. Прямо перед Большим театром.

Вид с Воробьёвых гор до революции. Старые Лужники. Раскраска: Klimbim.