Fantastic Plastic Mashine… А, вернее, странные предъявы в адрес автора канала снова заставляют отвлечься от попытки зарыться в древние тексты.
Видимо, я не умею концентрироваться. Но что-то сильно меня задело.
Что такое эмигрант? По своей ли воле, не по своей, суть остается одной — трагедия.
Неприятие обрюзгших соотечественников, революция, война, идеология, репрессии, требования КГБ, желание успеха, красота Берлина или Амстердама, — причин может быть бесчисленное множество. Только когда тебе не хватает воздуха, ты понимаешь, как он ценен.
Когда ты оказываешься оторванным от атмосферы своего органичного бытия ты начинаешь рефлексировать, разъедать себя, мучить, ты рвешься к воздуху. А если ты уехал добровольно — тебе в разы тяжелее. Я не люблю говорить за других людей, но уверен, что Дмитрий сотни раз задумывался, поступил ли он правильно, уехав. Уверен, что даже если он отвечал утвердительно, сомнение не покидало и не покидает его до сих пор.
Эмигрант — это самобичевание и величие, это микромир и трагедия сумасшедшего масштаба. Философы без копейки в кармане, исходившие слюнями, графские дочери, торгующие возвышенной бледностью аристократии в домах терпимости, страческая сентиментальность эмигрантских газет, обидчивость и злоба, зависть, воспоминания… Да, в эмигрантской среде много грязи, к ним можно испытывать отвращение, как Савинков или Лимонов, может, справделивое отвращение.
Только скажите мне, почему одни из самых пронзительных произведений на русском выходили у эмигрантов? Почему у эмигрантов было столько неизбывной живости в дискуссиях о прошлом/настоящем/будущем. Эмигрант чувствует куда тоньше, любит куда искреннее, его изолированность одновременно ущебрна и прекрасна.
Вы говорите альт-райт. Я не знаю, что это значит. Я не хочу мыслить в категориях правого-левого. Это уже не работающие категории. Я знаю, почему страна и принадлежность к ней так остро пропитывают все эмигрантское сознание. В этой навязчивости — искренность, которой можно только позавидовать. Искренность во времена самого дикого абсурда, доходившая то такого же абсурдного, но достойного восхищения, желания слиться с колыбелью.
Я вырос в другой культурной среде, с раннего детства понимая, что я все-таки отличаюсь. Я независимо от вроде как своих грубо рациональных (первоначально) установок пришел к какому-то фатализму. Я не мог не чувствовать исключительности, колючей тоски по тому, чего ДАЖЕ никогд не знал. Но я разговаривал на этом языке, я воспитывался этой культурой, я знал, что именно к этому я имею непосредственное отношение, я часть именно этого мира, каким бы он ни был. Мое решение оказаться в России было следствием такого фатализма. Понимания, что иначе нельзя, какие бы разумные ухищрения я не находил.
Вы удивляетесь тому, что темы, которым уделяют внимание такие люди можно охарактеризовать прилагательным «правый» ? Не нужно этому удивляться. Как и не нужно сводить все к одной идейной платформе. Мне куда интереснее личности, потому что в политике я разбираюсь слишком хорошо.
Не земля обетованная, не рай на земле, но бездна… Мы понимаем, что эта бездна. Но мы не можем без этой бездны. Вне этой бездны тоска по ней ощущается в разы отравляющее и болезненеее. Но плата за умение тонко чувствовать бывает несоразмерна купленному.
У «левой идеи», по выражению Красного Сиона, нет монополии на Град Божий.
А нам Град Божий и не нужен, оставьте нам хотя бы право называть себя так, как мы хотим себя называть.
