Масахико Амакасу лежал в своем доме, положив локти на подушку, в большой комнате возле кухни— он налил себе полстакана виски, поставил пластинку с сонатой Баха и посмотрел на своем домашнем проекторе присланный фильм тоже примерно до половины. Он не осилил его дальше места, где молодого человека, из живота которого так непристойно торчала рукоятка ножа, стошнило. Амакасу вообще терпеть не мог крови, это было ему отвратительно, и сейчас он сидел, будто парализованный картинкой, так бесстрастно, так кинематографично обесчеловечившей реальность.
<...>
Нет, с немцами было все правильно. Он отправит эту пленку в Берлин завтра, прямо с утра. В конце концов, речь шла о том, чтобы запечатлеть ощущения в виде фотографии или движущихся картинок, а не слов или, еще хуже, слогана. Страдание молодого офицера на пленке было таким экстатическим и одновременно невыносимым, воплощенная трансформация ужаса в нечто высшее, божественное— немцы, в своей вечной тяге к смерти, должны это понять.
Кристиан Крахт, «Мертвые», перевод мойПо ощущениям пока что— лучшая его книга.