Внезапно у нас фиток! Выступает Нина Назарова, главный редактор великолепного сайта @gorky_media. И рассказывает про интересный случай из мира книг. (Лайкнуть оригинальный пост можно здесь: https://www.facebook.com/nina.v.nazarova/posts/10154738448455312)

А вот удивительная история о том, как методы Навального и Фонда борьбы с коррупцией могут использоваться для разрешения литературных загадок.

Есть такая итальянская писательница Елена Ферранте — пожалуй, самый известный сейчас в мире итальянский автор из ныне живущих (переводы на 40 языков, 2,6 млн проданных книг только на английском, шорт-лист Букера, топ-100 самых влиятельных людей мира по версии журнала Time).

Дебютировала она еще в 90-е, но подлинный ажиотаж начался лет пять назад после выхода романа "Моя гениальная подруга" — это первый том из так называемого "Неаполитанского квартета". Место и время действия — Неаполь, 1950-е, но не в романтически-историческом ключе, и не в экзотически-мафиозном, как в "Крестном отце", а в остросоциальном: нищета, неравенство, районы-кварталы, домашнее насилие — "Бедные люди" meets "Текстильщики осень". При этом сюжетно это роман воспитания, в центре которого история взросления двух девочек-подростков, — причем роман воспитания исключительно трезвого толка: когда герои растут, растут, а легче им все равно не становится. Я сейчас закончила второй роман из четырех, и это действительно а) очень хорошая литература и б) абсолютно захватывающее чтение.

Так вот, кто скрывается под именем Елены Ферранте, никто не знает — Guardian называет это "the biggest mystery in modern literature". Известно, что Ферранте — это псевдоним, а больше не известно ничего: мужчина это или женщина, из какого он/а города, с каким бэкграундом, насколько "Неаполитанский квартет" автобиографичен или нет, и тд, и тп. Никто Ферранте никогда не видел, все интервью он/а дает исключительно в письменной форме через издательство. Разумеется, за последние пять нет появилась масса спекуляций, кто может скрываться под псевдонимом — обозреватели пытались это установить, анализируя литературный стиль, биографические подробности героев, отыскивая параллели с другими романами и тд.

И вот наконец, вчера в New York Review of Books вышла статья, в которой ответ на вопрос "Кто такая Елена Ферранте?" получен после расследования, организованного по принципу follow the money: итальянский журналист Клаудио Гатти провел несколько месяцев, изучая public records и свидетельства о собственности на недвижимость итальянских литераторов. И по его данным, под псевдонимом Ферранте скрывается некто Анита Райя, переводчица с немецкого, формально сотрудничающая с издательством, публикующим романы Ферранте, как фрилансер. По данным реестра, пишет журналист, в 2000 году, вскоре после того, как в Италии сняли фильм по дебютной книге Ферранте, Райя приобрела семикомнатную квартиру в престижном квартале в Риме, а год спустя — поместье в Тоскане. А в июне 2016-м, вскоре после того как "Неаполитанский квартет" был переведен на английский и продался тиражом более 2,6 млн экземпляров, муж переводчицы, тоже писатель, внезапно приобрел уже 11-комнатную квартиру на последнем этаже дома "на одной из самых красивых улиц Рима". Дальше журналист изучает финансовые отчеты самого издательства, которое в 2015 году выплатило Аните Райя семь миллионов евро и приходит к выводу, что перед нам ни что иное как роялти за продажи романов Ферранте на иностранных языках — ничем иным такие суммы объяснить невозможно. (Автор трогательно поясняет, что и уж точно невозможно объяснить такой доход переводами: "Raja’s work as a translator—a notoriously poorly paid occupation—can hardly account for her anomalously large income".)
А следовательно, все эти годы под псевдонимом Ферранте скрывалась именно она.

Расследование, что твой Панамский архив, помимо New York Review of Books, одновременно опубликовали итальянское, французское и немецкое издания.

Ну и как положено в такого рода расследованиях, сама Анита Райя, ее муж, а также представители издательства от комментариев отказались.

Отсталые голландцы. Народ относится к политикам понятно как, но и политики примерно так же - к народу. Нидерландский исследователь Петер Канн выяснил, что 87% правящей элиты страны уверены, что придерживаются ценностей свободы, интернационализма и инноваций. При этом 89% представителей голландской элиты считают обычных голландцев традиционалистами, националистами и консерваторами (Давид ван Рейбрук, "Против выборов" / David van Reybrouck. Against Elections)

Рейбрук пишет, что в европейских странах отношение к политике противоположно тому, что было в 1960-е. Тогда большинство было настроено по отношению к политическим темам апатично, но полностью доверяло политикам и верило в демократию. Сейчас европейское большинство не апатично, а наоборот интересуется политикой и активно высказывается, но не верит политикам и демократии в ее нынешней форме (демократиеческие принципы в целом по-прежнему поддерживает большинство)

Во времена американской и французской революций восставший народ провозгласил себя сувереном. Была изобретена процедура волеизъявления, выборы, подобие которой до того в основном использовалось для избрания Папы Римского и служило технологией достижения единогласия.
Парламентаризм был реакцией граждан конца XVIII века на эксцессы абсолютизма старого режима. Люди, имевшие голос, то есть собственническая элита, только мужская ее часть, избирали своих представителей в парламент. Но при этом выборный процесс, качество представительства и свобода слова находились в гармонии.
Как минимум пять структурных перемен, произошедших с тех пор, глубоко влияли на систему волеизъявления и до неузнаваемости изменили отношения между индивидуальностью и государством в Европе: возникли политические партии (середина XIX века); было введено всеобщее избирательное право (начало ХХ века); сформировалось организованное гражданское общество (середина ХХ века); общественное пространство захватили коммерческие медиа (послевоенное время); появились социальные сети (XXI век).
[продолжение Рейбрука]

По мере распространения всеобщего избирательного права выборы, задуманные изначально как механизм снятия противоречий, стали аренами сражений для кандидатов.
В межвоенный период выборная демократия утратила поддержку. В период кризиса 1920-х – 30-х годов популярными в Европе стали антипарламентские, тоталитарные модели управления. После Второй мировой войны, беспрецедентно интенсивный экономический рост 1950-х 60-х годов сделал демократию снова привлекательной. В послевоенной Европе доминировали большие массовые партии. Через посредство профсоюзов и корпораций, через системы здравоохранения и образования и даже через партийную прессу партии могли приблизиться к гражданам и их запросам. Организованное гражданское общество, таким образом, захватило общественное пространство. Новейшие сми с наибольшим охватом (т.е. радио и телевидение) принадлежали государству, но партии имели доступ через членства в советах директоров и время, выделенное на госканалах.
Этот тип стабильности закончился, когда неолиберальное мышление 1980-х – 90-х годов сделало организующей силой общества свободный рынок. Партийная пресса исчезла или была скуплена. Началось бурное развитие медиа, данные об аудитории стали ключом к достижению позиций влияния. Ключевыми факторами общественного согласия стали коммерческие медиа. Гражданское общество потеряло влияние, отчасти потому что профсоюзы и системы здравоохранения переориентировались на рынок, а правительства предпочитали обращаться к гражданам напрямую – через медиа. Выборы превратились в сражение за внимание избирателей, разыгрываемое на медийных площадках.
Ослабление гражданского общества привело к увеличению пропасти между государством и человеком. Каналы взаимодействия забились. Не стал тех, кто умел переводить жалобы граждан снизу в конкретные предложения наверху и тех, кто мог превращать шум в ясные идеи.
Следующая смена караула прозошла совсем недавно – с распространением социальных медиа, чье наименование обманчиво, потому что важнейшие социальные сети не менее коммерческие, чем CNN или Fox. Так же, как и в обычных медиа, задача владельца удержать вас подольше, а разница в том, что вы должны не смотреть программы, а делиться с миром мыслями и изображениями, рассматривая при этом творчество других. Снижение рекламных доходов и продаж заставляет сми генерировать все более громкие материалы на все менее значимые темы. Редакции становятся меньше, моложе и дешевле. Политика превращается в ежедневную мыльную оперу с бесплатными актерами. Необходимость следовать форматам, гоняться за каждым кликом и отчитываться перед акционерами сделали свободную прессу гораздо менее свободной, чем она предпочитает о себе думать. [продолжение Рейбрука]

В московских кафе часто бывают книжки на полках, обычно советские. Это создает мгновенный уют для человека, который вырос в советских книжках. Не знаю, замечают ли их люди, но я замечаю и беру посмотреть. И оказываюсь в рандомайзере советской литературы. Какая-то неизвестная военная проза. Кир Булычев. Байкальский заповедник. Александр Кикнадзе про олимпиады, на которых он бывал, книга 1978 года. А бывал он к 1978 году на пяти олимпиадах, начиная с римской, 1960 года. Ого. Есть спортивный телевизионный человек с такой же фамилией, сын. И вдруг рядом Паустовский, открывается на рассказе "Телеграмма". Русский язык чистый, несоветский, как будто другой язык в книжках на этой же полке. Рассказ грустный. Почему она так поздно доехала, ведь выехала заранее? Очень плохое траспортное сообщение было [не был в Москве с ноября]

«Если бы отцы-основатели первых демократий Нового времени знали, в каких условиях придется функционировать их методу через 220 лет, они бы предложили другой метод. Хорошая ли идея заставлять людей выстраиваться в длинные очереди раз в четыре или пять лет, брать листок бумаги, отправляться в кабинку и ставить крестик не около какой-нибудь идеи, а около имени человека, каждый шаг которого в течение нескольких месяцев до того освещался коммерческими сми в ситуации, формируемой бесконечной сенсационностью или тревожностью» (или в среде, где доминирует государство, интересующееся настроениями граждан – добавим от себя)

Исследования Манена (Bernard Manin. The Principles of Representative Government) показали, что сразу после победы революций в США и Франции выборно-представительская (электорально-репрезентативная) система была выбрана, чтобы ограничить неизбежный хаос демократии. «Представительное правительство было установлено при полном осознании, что избранные представители будут и должны быть выдающимися, отличными в социальном плане от тех, кто их избирал». Аристократический рефлекс заложен в самые основы выборной системы.
В античных демократиях представительства в нашем смысле не существовало. Истоки представительства следует искать в Средневековье, в рамках Церкви, а также в контексте взаимоотношений городов с королями или императорами. Идея состояла в посылке делегатов, уполномоченных принимать решения, имеющие обязательную силу для тех, кто их послал. В этом и лежат корни представительства. Потом данная практика была перенесена в иные контексты и применена к другим задачам.
Демократия древних Афин не была электоральной. Особенность афинской системы была в быстрой смене должностей. Гражданин мог на один день стать судьей, а потом советником или служащим на один год. Ни в одном из советов нельзя было находиться больше двух, не идущих подряд, сроков. От 50% до 70% граждан в возрасте старше 30 лет служили в том или иной коллегии или совете, например, в коллегии аподектов (аудиторов), гендеков (полицейских), стратегов (военный совет) или экзегетов, ответственных за толкование норм священного права и оракулов.
Афинская демократия не была прямой, ведь далеко не все граждане прямо участвовали в принятии важнейших решений. Не была она, как мы видим, и электоральной. Ее можно назвать алеаторно-представительной (от латинского слова alea, означающего игральные кости).
Различие между правителем и управляемым здесь достигалось не выборами, а жребием. В политической истории Европы больше таких систем, чем может показаться. В Риме избрание по жребию ушло в прошлое при императорах. Возродилось оно в городах-государствах Италии. Ранние примеры можно обнаружить в Болонье, Виченце, Новарре и Пизе, но лучше всего документированы примеры Венеции и Флоренции.
Венецианская республика была не демократией, а олигархией. Управление находилось в руках сотен, возможно, тысяч дворян, принадлежавших к нескольким могущественным семьям, представлявшим около 1% населения республики. Чтобы предотвратить раздоры межу семьями, система выбора пожизненного, но ненаследственного лидера, сочетала выборный механизм с жеребьевкой. [продолжение Рейбрука / David van Reybrouck. Against Elections]

В древних Афинах большинство функций, которые не принадлежали народному собранию, исполнялись гражданами, избранными по жребию. Это были магистратуры или административные органы города. Примерно шестьсот из семисот магистратов выбирались по жребию. Сегодня практический интерес представляют механизмы коррекции возможных негативных последствий жребия и ограничения власти граждан, ставших управленцами по воле случая.
Манен, ссылаясь на исследование Могена Гансена (Mogens Herman Hansen), перечисляет следующие инструменты коррекции. Во-первых, это ограничение сроков полномочий магистрата одним годом. Во-вторых, гражданин не имел права занимать одну и ту же должность два раза подряд, что обеспечивало реализацию важного принципа ротации. Более того, благодаря обязательному требованию предоставления отчета о деятельности на посту, гражданин практически не мог быть магистратом два года подряд. Не предоставив такого отчета, гражданин не мог занять новую должность в другой магистратуре. В-третьих, перед вступлением на должность граждане проходили обязательную процедуру освидетельствования. Интересно, что в данном случае греки не проявляли большого пиетета перед экспертным знанием. Процедура была направлена лишь на выяснение того, платил ли гражданин налоги, хорошо ли относился к родителям и исполнил ли свой воинской долг. В-четвертых, деятельность магистратов находилась под постоянным контролем. Любой гражданин мог выдвинуть против магистрата обвинение и потребовать его временного отстранения. После этого, если народное собрание выносило вотум недоверия магистрату, его временно отстраняли от должности, а дело направляли в суд. В итоге суд был уполномочен вынести обвинительный приговор или оправдать магистрата.
Такая система, определенно, препятствовала формированию административной элиты или номенклатуры, то есть слоя управленцев, фактически преследующих во власти свои интересы, часто отличающиеся от интересов большинства граждан. http://magazines.russ.ru/nz/2007/55/ro11.html

Одной из важнейших черт античной демократии было предоставление каждому гражданину возможности попеременно править и быть управляемым. Добродетель гражданина заключалась в способности хорошо делать и то и другое. Как писал Аристотель, нельзя хорошо править, не научившись повиноваться. Демократическая свобода, согласно Манену, состояла не в том, чтобы подчиняться только своей воле, а в том, чтобы подчиняться тому, чье место займешь завтра. Отсюда следовало правило ротации должностных лиц, в результате которого каждый гражданин получал шанс занять управленческую позицию. В этом же правиле заключается и механизм научения гражданской ответственности и заботе об общем благе. Гражданин, преследующий на службе свои частные интересы, не может исключить возможности того, что его преемник не будет делать того же самого и не лишит его всех приобретений. Поэтому должностные лица должны были учитывать интересы всего народа. В дополнение к этому должностное лицо имело хорошее представление об интересах управляемых, поскольку еще совсем недавно принадлежало к их числу. Такое положение управляющих и управляемых, их взаимозависимость и взаимозаменяемость не давали возникнуть разрыву, существующему в настоящее время, и делали систему более легитимной и наиболее соответствующей понятию демократической справедливости

Вот такой вброс. Администрация Кремля якобы дала чиновникам, парламентариям, сотрудникам госкорпораций рекомендации вернуть в Россию ближайших родственников, которые проживают или обучаются за рубежом. Сам Кремль официально опроверг
Но-вброс или установка- видимо,все-таки место имело. И если это так (Версию, что просто взбалтывают информпоток на фоне внешнеполитического клинча не рассматриваем), то в данном случае мы свидетели тестера.
Позволяющего инициирующей стороне замерить лояльность, а с другой стороны, воспользоваться поводом и почистить кадры. Провести,так сказать, разгрузку кадровых лифтов.

Из старого, то есть из 2014 года: В одной старой книжке, написанной в самом начале ХХ века, молодой английский автор пишет: единственное доступное человеку счастье это "энтузиазм" – слово, которое у греков значило одержимость божественным духом, у британцев в 16-17 веке - религиозный фанатизм, а у французов просто безумие. Вот эта "героическая последовательность", прямолинейность и есть счастье, пишет автор. Это Г.К. Честертон пишет в книге о Льве Толстом. Англичанин дальше рассказывает о духоборах, которые вежливо раскланиваются с курицами и свиньями… Честертон не мог предвидеть в 1900-х годах, что неприличная в его понимании упертость, многократно более интенсивная, чем толстовство, энтузиазм людей, лишенных чувства иронии, определит весь ХХ век. Одновременно у него на глазах рождалось и понимание абсурдности фанатизма (в модернистском искусстве), и готовность всерьез, без шуток, переделывать историю и природу человека, проливая самую настоящую кровь.
Сейчас, конечно, все будет иначе, но похоже одно. Люди, не знающие истории, лишенные чувства иронии и умения смотреть на себя со стороны, снова рискуют стать главной силой нового времени (это всегда так?). Они вокруг нас – создатели новых религиозных государств на Ближнем Востоке, глубоко обиженные империализмом (повсюду, включая Европу), недовольные тем, как написаны учебники истории и как проведены границы между странами (в России). Эти люди, может быть, счастливы, поскольку энтузиасты. А поговорить с ними нельзя, как будто мы живем в разных временах, хотя и в одном. Как в одном времени жили Честертон и будущие основатели СССР, фашисткой Италии, Германии, Испании…

«Америка слишком большая и населенная, чтобы управляться прямой демократией, – писал Джон Адамс в памфлете «Мысли о правительственной власти». – Самым важным шагом поэтому будет делегировать власть от многих немногим мудрым и добродетельным… Они должны в миниатюре представлять собой точный портрет общества». Томас Джефферсон верил в существование «естественной аристократии среди людей». Медисон писал о необходимости отбора «лучших».
Во Франции право голоса по первой конституции получил лишь каждый шестой француз. В декларации прав человека и гражданина еще есть «личный вклад» каждого, а в конституции 1791 каждый гражданин может осуществлять свою власть только через делегирование, «французская конституция представительная». Даже защитник интересов третьего сословия, аббат Сийес писал в памфлете «Что такое третье сословие»: «В стране, не являющейся демократией, а Франция не может быть демократией, народ может говорить и действовать только через представителей». Система сразу стала из партиципативной – репрезентативной. [продолжение Рейбрука / David van Reybrouck. Against Elections]

Мне кажется, российское общество необходимо изучать, чтобы понимать, как живут и действуют люди в условиях запугивания внешними угрозами. Может быть, они становятся стихийными стоиками, может быть фаталистами. Одна из главных мудростей стоицизма – жить тем, что перед тобой сейчас. Беспокоишься о чем-то в прошлом? Нервничаешь по поводу будущего? Отбрось это как искушение. Сконцентрируйся на том, на что можешь влиять, а не на том, на что повлиять не можешь.
Какой ответ дают российские люди на вопрос о том, могут ли они влиять на власть? Все больше людей дают отрицательный ответ. Эта доля достигла 10-летнего максимума: 87% не могут влиять на процессы в стране и 81% - на процессы в регионе (данные «Левада-центра»). Можно это понимать, как апатию, а можно как возвышенный стоицизм, что может быть и вернее, учитывая память о прошлом. А может быть это фатализм

50 болотных дел в ЕСПЧ

Итак, Болотка тихой сапой доползает до решений ЕСПЧ. Понятно, что долго, но никто и не ждал скоро. Страсбург существует не для того, чтобы вмешиваться в идущие уголовные процессы. Он для выработки и внедрения стандартов. Это такой постфактум надсудебный контроль. Суд дает возможность властям время либо разрулить ситуацию, как это часто делает Германия, например. В ЕСПЧ вообще очень мало решений по Германии. Недавно Суд снял с рассмотрения немецкое дело в последний момент, потому что германский конституционный суд в итоге признал нарушения и гарантировал разрешение дела на нацинальном уровне. Либо власти влезают максимально глубоко в попытках всячески оправдать кривые решения. Именно так случилось с Болотным делом. 35 фигурантов, около 20 приговоров, позиция Верховного суда РФ, позиция Конституционного суда РФ (по жалобе Гаскарова и Барабанова). Все отметились, и славненько.
Сначала было решение по делу Фрумкина, административно арестованного на Болотной, где ЕСПЧ сказал, что власти своим разгоном демонстрации не обеспечили реализацию свободы собрания. Потом было решение по жалобам Ковязина, Савелова и Гущина на необоснованный арест и содержание под стражей в период расследования.
Наконец, на прошлой неделе ЕСПЧ вынес решение по жалобе Белоусова, впервые рассмотрев по существу само уголовное дело. Оно стандартам Совета Европы не соответствует, сказал Суд.
50 тысяч евро уже взысканы по этим трем решениям.
Теперь в очереди (и решения сейчас пойдут как горячие пирожки, поскольку дело ЕСПЧ изучил и позицию сформулировал) по жалобам Акименкова, Ковязина, Зимина и Луцкевича (объединены, коммуницирована 2 марта 2016), Удальцова (коммуницирована 2 марта 2016) и Развозжаева (коммуницирована 27 апреля 2016). Причем от Развозжаева есть отдельная жалоба против России и Украины на историю с его похищением и вывозом на территорию России (коммуницирована 7 июля 2014).
Отдельно идет группа жалоб на административки а-ля Фрумкин - Навальный, Гунько, Аристов, Щекин, Громов, Сибиряк, Зиновьева (коммуницирована 28 августа 2014).  В октябре 2014 коммуницирована жалоба еще одного административно задержанного на Болотке Андрея Асаинова. Отдельно рассматривается дело Виктора Захарова, избитого полицией на Болотной площади (коммуницирована 13 октября 2014).
Жалоба Барабанова и Полиховича на приговор коммуницирована 20 апреля 2015. И вот сегодня стало известно и коммуникации 11 октября 2016 года жалоб на приговор Гаскарова и Гущина.
Есть отдельная жалоба Луцкевича, Полиховича, Гущина и Зимина на арест и условия содержания в СИЗО, а также на избиение Луцкевича (известное фото) на самой Болотной площади (коммуницирована 19 декабря 2013). Аналогичная жалоба на арест принята к рассмотрению от Савелова, Акименкова, Белоусова, Барабанова, Ковязина, Косенко и Кавказского (коммуницирована в 2014). У Косенко принята отдельная жалоба на отказ СИЗО и судов принять участие в похоронах матери и в свиданиях с близкими (коммуницирована 18 мая 2015).
19 декабря 2013 был коммуницирован Кривов на избиение на площади, избиение конвоем затем в суде и арест.
Две группы дел есть от задержанных за акцию в поддержку болотников у Замоскворецкого суда. Первая группа - заявители Сваровский, Андреева, Орлов, Чепайтис, Гардер, Глухова, Кирьянова, Коковкина, Котова, Нестеров, Виноградов и Полякова (коммуницирована 23 сентября 2016).
Вторая группа - заявители Алексей и Дмитрий Карельские, Микаэлян, Жаркой, Аматуни, Павел Бардин, Максимов, Сергей Пархоменко, Петренко и Замараев (коммуницирована 13 июня 2016).
Ну и наконец, Навальный тоже пожаловался на административный арест на акции в поддержку болотников у суда в феврале 2014 (коммуницирована 28 августа 2014).

Искал что-то в книге Хан-Магомедова про архитектора Мельникова. Поразительно, как Мельников должен был себя чувствовать после 1933 года, когда партийная линия окончательно сменилась и больше заказов он не получал. До того, года с 25-26-го, их было по нескольку в год. Ему 43 года и он уже все построил - все, что до сих пор в книжках и учебниках. Только закончил собственный дом и почти сразу перешел в профессиональное небытие. Для архитетора такой возраст обычно только начало. Ему предстояло дожить до 84-х (умер в 1974), то есть 40 лет человек прожил "бывшим", странной московской достопримечательностью для избранных - человеком, живущим в им самим построенном доме в центре города. Его впрочем не арестовали и даже не выжили из этого дома, что само по себе поразительно. Он только собирал безумные рецензии и статьи о себе, а потом и это прекратилось. Преподавал в Саратовском автодорожном институте, потом в МИСИ, потом в заочном строительном в Москве. Все эти годы он мог бы строить что-то совершенно новое. Теоретически, если бы его вдруг выпустили, мог бы, например, отстраивать послевоенную Германию, строить в США или Бразилии

Aleppo is paying for Russia’s imagined global threat. Mark Galeotti:
Russia’s gratuitously brutal tactics in Syria are symptoms of three wider issues. Moscow is already on a war footing, seeing itself assailed both by a rising tide of instability in the world and also a covert regime change campaign from the West. In these circumstances, winning is more important than how that win is won, and the constraints are merely practical. It knows that brutal methods can work, especially in a brutal war, and it continues to believe that the West’s outrage is either hypocritical theatrics or else a passing phase that will soon enough give way to Realpolitik. ...
The decision to abandon the ceasefire in Syria and then veto the UN resolution to stop further airstrikes on Aleppo, along with this weekend’s deployment of SS-26 Iskander-M missiles to Kaliningrad and unilateral suspension of nuclear accords with the USA, fit within a wider picture of “aggressive defensiveness.” Russia feels itself under threat and seeks to strengthen its position pre-emptively, not least before January and the expected inauguration of Hilary Clinton, expected to be a much more hawkish interlocutor. Feeling under threat, the Kremlin seeks to collect bargaining chips and to look intimidatingly confident.
The Kremlin is a rational actor, but basing its decisions on inaccurate information and a dangerously misconceived view of the world. At present the Syrians and Ukrainian are paying the price for this worldview.

Установка на внешний источник политической проблемы - один из основополагающих принципов построения власти "по Сталину". Во второй половине 20-х фоном борьбы за власть между коммунистическими вождями были содержательные - с ортодоксальной коммунистической точки зрения - споры. Спорили об инвестициях в индустриализацию, об организации труда (трудармия или более свободный режим). Одни говорили, что нужно форсировать коллективизацию, другие, что нужно дать время истории. Спорили о доле рынка, которую оставлять крестьянам - больше отбирать или больше покупать. Принципиальная позиция Сталина и его группы была не в том, что одна из позиций вернее, а в том, что одной правды нет, а вот преднамеренное зло и вредительство есть. Эта позиция - многоцелевой инструмент, запускающий отношения с другими игроками и подчиненными в нужном направлении. Насколько вредительство реально - не имеет значения. Оно становится реальным в сознании, ведь это психологическая установка на то, что любая проблема имеет в основании злонамеренное действие, направленное против лидера. Эта установка перенастраивает среду. Лидер-манипулятор переносит акцент с содержательной борьбы (потому что сам не содержательный политик и не интеллектуал) на борьбу за политическое выживание. Интеллектуальные и содержательные игроки теряют позиции, а люди с талантом к позиционной борьбе, интригам и манипуляции выходят на первый план. Под эту установку все и выстраивается. Выигравшие - самые жестокие борцы с "врагами". Проигравшие - "враги". Это обычная история в политике в принципе, но в ситуациях отсутствующих традиций и правил она становится ее единственным содержанием. И сейчас идет тот же процесс очищения политики от остатков содержания

Политика как чистая манипуляция и интрига, конечно, не результат какого-то особого пути, а наоборот есть результат непройденного пути. Общества отличаются друг от друга тем, во что "одеты" человеческие страсти, обиды, борьба за лидерство в группах, за пропитание и самовыражение. Человеческая природа и ДНК - всюду одни и те же — и имеют крепкие корни в животном мире. Но в одних местах страхи и надежды почти голые, как в России, а в других упрятаны под тонкий слой законов, партий, организаций, церемоний, писаных и неписаных правил. Чем сложнее эти правила, тем лучше прикрыт "срам" неизбежных и свойственных природе столкновений за власть и влияние. Конечно, есть места, где общественно безопасных каналов для животных страстей еще меньше, чем в России - может быть такие места это Афганистан или Сомали (хотя и там есть племенные и групповые социальные сдерживающие факторы). Но нужно ли стремиться к такому опрощению? Власть традиционных ценностей очень легко превратить в узаконение власти альфа-самцов - потому что это самая древняя общечеловеческая традиция и есть. Говорить о том, что России не подходит склонность к сдерживанию инстинктов толпы - все равно, что говорить, что Россия как общество неспособна к развитию

Россия как общество разрывается между тем, чтобы вечно повторять историю и не повторять ее. Не можем решить