
Недавно я писал, что Константин Крылов за двадцать лет ни в чём не переменился — он смещал акценты, но его «система мнений» оставалась неизменной. Но мне любопытно наблюдать за некоторой эволюцией Крылова, читая его тексты начала нулевых годов. Неизменными оставались базовые — русские национальные — ценности. Но акценты — да, смещались.
Одним из таких акцентов был антисоветизм. В начале нулевых антисоветизм Крылова был довольно умеренным, а спустя десятилетие — весьма радикальным.
К примеру, я нашёл мнение Крылова, которое в 2021 году он бы ни за что не повторил. Как раз к недавно дебатируемой в РФ теме Дзержинского. В заметке «К вопросу о памятнике Дзержинскому» в сентябре 2002-го Крылов писал:
«Символы, как и прочее имущество движимое и недвижимое (а также видимое и невидимое) переходят из рук в руки. Как правило - насильственным путём. То же самое красное знамя изначально было отнюдь не "символом революции". Он был поднят в Париже, чтобы объявить военное положение, толпа просто "присвоила его себе".
У меня нет никаких особенных симпатий к Феликсу Эдмундовичу (хотя бы потому, что он был поляк, и убивал русских людей).
Однако ж, после уничтожения его памятника беснующейся толпой демков, он перестал быть "памятником Дзержинскому", и стал памятником всему тому, что ненавидят эти. То есть - Истины и Порядка. "Как бы оно там ни было в прошлом", теперь это - памятник "всему хорошему и против всего плохого".
Следовательно, восстановление памятника на прежнем месте - дело абсолютно благое».
Сегодня, конечно же, Крылов жёстко выступал бы против восстановления этого памятника.
Годом ранее (декабрь 2001) Крылов писал даже о вреде антисоветизма. Точнее, о том, что либеральный антисоветизм равен русофобии, а потому неприемлем:
«Ругать советский строй и вообще образ жизни было за что. Однако, сложившиеся формы "антисоветчины" были (не всегда, а с появлением т.н. "шестидесятников") — куда хуже и опаснее (и по целям, и по методам) всего того, что они отрицали и проклинали. Это были люди, исступленно ненавидившие "эту страну" и "этот народ", и сполна доказавшие свою ненависть на деле в девяностые.
В связи с этим возникает вопрос: а возможен ли вообще национально-приемлемый варинат "антисоветчины"? То есть понятно, что "бытовое" неприятие соввласти есть нормальная реакция народа на непонятные и неприятные "утеснения". Но вот "надстройка" была ой-ёй-ёй. Сложившаяся de facto "антисоветчина" - это такая гильотина от перхоти, какой свет не видывал...»
На свой вопрос — возможен ли приемлемый вариант «антисоветчины» — Крылов здесь не отвечает. Он отвечает на него в последующие годы, когда отрицание «советчины» стало одним из центральных тем в его публицистике.
Вообще эта эволюция характерна для многих националистов поколения Крылова. В частности, помню яркие воспоминания историка Сергея Сергеева, который в начале нулевых был кем-то вроде евразийца и нацбола, а потом, побывав в Европе (кажется в Риме), торжественно отрёкся от «всего советского» (и почему-то пролил в честь этого немного вина на землю). Последние годы, насколько я понимаю, Сергеев дрейфует всё ближе к «либеральному» понимаю вещей, из-за чего сильно конфликтовал с Крыловым.