KZ
Alexey Fedorov
Знаете, в ФСБ работать трудно.
Очень трудно, товарищи.
Вы думаете, легко следить за всеми вами? Вот сколько у вас переписок? Одна? Две? Если бы!.. Постоянно что-то печатаете, общаетесь с двумя или тремя людьми одновременно, в беседах по тысяче сообщений… Почему люди вообще такие болтливые? А я, обычный человек, должен следить и читать вашу чепуху. А сколько неграмотных людей!.. Ужас просто. Я и сам теперь меньше пишу сообщений – не хочу нагружать своих коллег.
Так что нам, работникам ФСБ, очень сложно. Мы же все люди – хоть вы и представляете нас какими-то грозными монструозными созданиями, которые с каменными лицами прослушивают и прочитывают все ваши разговоры. Это не так. Мы, если подумать, очень чувствительные. Вот у меня знакомый – уже старик – который самого Бродского в психушку сажал. А он так любил его стихи! И вот вы не поверите, плакал. Сажал его и плакал.
Есть у нас даже и творческие люди. Один мой коллега – писатель. Пишет романы. Против власти. Естественно, в стол. Мы читаем и спорим – сколько бы лет за тот или иной роман дали в разное время.
— Вот при Сталине – десять лет без права переписки и к стенке, – говорит Андрей.
— Ну нет, – покачиваю головой я, — Смотря когда при Сталине. При Ежове, конечно, к стенке. А что Солженицын в своих письмах чирикал? И ничего, жив остался. Может, просто в лагеря бы попал.
— А при Хрущеве?
— Может, издали бы, – говорю задумчиво. — С некоторыми купюрами. При Брежневе, конечно, в психушку…
Это вы еще не видели людей из Роскомнадзора. Все заблокированные материалы просматриваются ими. Сотрудники Роскомнадзора ходят с глазами под синяками, немытыми волосами и постоянно трясутся. И что-то твердят про каких-то боку и пико. Мол, ужас какой-то. Даже боюсь представить, что они видят в интернете.
В общем, всем нам живется трудно.
А недавно мне поручили последить за тремя подростками. Сторонниками одного популиста Алексея Н. (мне запрещено произносить его фамилию из-за того, что я на службе). Слава, Ваня и какая-то девочка Еотова (что за глупая фамилия?)
Когда я смотрел в их переписки, то чувствовал, как вновь возвращался в безбашенную юность. Ах, чудесные времена! Из всех троих мне нравился Слава. Хоть он и смотрел какие-то глупые китайские мультики, но был парнем умным. Читал, хорошо учился, сообщение были у него грамотными. Писал стихи. Один я даже лайкнул на его стенке. Потом он в страхе рассказывал друзьям – мол, какие-то сорокалетние мужики уже его стихи лайкают. Да и к политике был безразличен – пошел на митинг только из-за Еотовой, которую жутко любил.
Ваня ее тоже любил. Но был совсем другим – наглым, грубым. Писал с ошибками. Я его сразу возненавидел. Постоянно задирал Славу, за которого я искренне болел. А я словно смотрел какой-то русский сериал – вот Ваня и Слава ссорятся из-за Еотовой, вот Ваня встречается с ней, вот Ваня изменяет с Аней, а теперь ревнует ее к Славе, которому она жалуется… Я теперь понял, как жена может смотреть все эти мыльные оперы.
Знаете, я человек чувствительный. Такой уж уродился. Когда читал Джейн Эйр, прям до костей пробирало. А тут — несчастный умный парень и эта дура Еотова, любящая какого-то гопника Ваню. Я хотел помочь Славе и чувствовал себя бессильным.
А как – не знал.
Славу и Еотову повязали почти сразу. Лишь Ваня смог сбежать от полиции. Вскоре они сидели в кутузке и молчали. Нестерпимо воняло мочой, и где-то вдали звучали крики.
Слава хотел заговорить с девушкой. Но не знал, что спросить. Хотел прикоснуться к ее руке, обнять, прижать к себе. Но не мог – что-то останавливало его.
Открылась дверь.
— Вячеслав, пройдемте.
Мужчина в форме провел его в кабинет и усадил за стол.
— Ну и что ты делаешь? А, Слава?
— Это моя политическая позиция, – забормотал парень. — Я…
— Да к черту политику, – махнул рукой мужчина. — Ты думаешь, она на что-то влияет? Вот у тебя смелости выйти на площадь хватило, а ей признаться – нет. Ты же любишь ее. Почему не обнимешь? Вы одни в камере. Я же специально все устроил. Указал вас как особо опасных, вот вас первых и повязали...
— Откуда вы знаете…– удивленно спросил Слава.
Очень трудно, товарищи.
Вы думаете, легко следить за всеми вами? Вот сколько у вас переписок? Одна? Две? Если бы!.. Постоянно что-то печатаете, общаетесь с двумя или тремя людьми одновременно, в беседах по тысяче сообщений… Почему люди вообще такие болтливые? А я, обычный человек, должен следить и читать вашу чепуху. А сколько неграмотных людей!.. Ужас просто. Я и сам теперь меньше пишу сообщений – не хочу нагружать своих коллег.
Так что нам, работникам ФСБ, очень сложно. Мы же все люди – хоть вы и представляете нас какими-то грозными монструозными созданиями, которые с каменными лицами прослушивают и прочитывают все ваши разговоры. Это не так. Мы, если подумать, очень чувствительные. Вот у меня знакомый – уже старик – который самого Бродского в психушку сажал. А он так любил его стихи! И вот вы не поверите, плакал. Сажал его и плакал.
Есть у нас даже и творческие люди. Один мой коллега – писатель. Пишет романы. Против власти. Естественно, в стол. Мы читаем и спорим – сколько бы лет за тот или иной роман дали в разное время.
— Вот при Сталине – десять лет без права переписки и к стенке, – говорит Андрей.
— Ну нет, – покачиваю головой я, — Смотря когда при Сталине. При Ежове, конечно, к стенке. А что Солженицын в своих письмах чирикал? И ничего, жив остался. Может, просто в лагеря бы попал.
— А при Хрущеве?
— Может, издали бы, – говорю задумчиво. — С некоторыми купюрами. При Брежневе, конечно, в психушку…
Это вы еще не видели людей из Роскомнадзора. Все заблокированные материалы просматриваются ими. Сотрудники Роскомнадзора ходят с глазами под синяками, немытыми волосами и постоянно трясутся. И что-то твердят про каких-то боку и пико. Мол, ужас какой-то. Даже боюсь представить, что они видят в интернете.
В общем, всем нам живется трудно.
А недавно мне поручили последить за тремя подростками. Сторонниками одного популиста Алексея Н. (мне запрещено произносить его фамилию из-за того, что я на службе). Слава, Ваня и какая-то девочка Еотова (что за глупая фамилия?)
Когда я смотрел в их переписки, то чувствовал, как вновь возвращался в безбашенную юность. Ах, чудесные времена! Из всех троих мне нравился Слава. Хоть он и смотрел какие-то глупые китайские мультики, но был парнем умным. Читал, хорошо учился, сообщение были у него грамотными. Писал стихи. Один я даже лайкнул на его стенке. Потом он в страхе рассказывал друзьям – мол, какие-то сорокалетние мужики уже его стихи лайкают. Да и к политике был безразличен – пошел на митинг только из-за Еотовой, которую жутко любил.
Ваня ее тоже любил. Но был совсем другим – наглым, грубым. Писал с ошибками. Я его сразу возненавидел. Постоянно задирал Славу, за которого я искренне болел. А я словно смотрел какой-то русский сериал – вот Ваня и Слава ссорятся из-за Еотовой, вот Ваня встречается с ней, вот Ваня изменяет с Аней, а теперь ревнует ее к Славе, которому она жалуется… Я теперь понял, как жена может смотреть все эти мыльные оперы.
Знаете, я человек чувствительный. Такой уж уродился. Когда читал Джейн Эйр, прям до костей пробирало. А тут — несчастный умный парень и эта дура Еотова, любящая какого-то гопника Ваню. Я хотел помочь Славе и чувствовал себя бессильным.
А как – не знал.
Славу и Еотову повязали почти сразу. Лишь Ваня смог сбежать от полиции. Вскоре они сидели в кутузке и молчали. Нестерпимо воняло мочой, и где-то вдали звучали крики.
Слава хотел заговорить с девушкой. Но не знал, что спросить. Хотел прикоснуться к ее руке, обнять, прижать к себе. Но не мог – что-то останавливало его.
Открылась дверь.
— Вячеслав, пройдемте.
Мужчина в форме провел его в кабинет и усадил за стол.
— Ну и что ты делаешь? А, Слава?
— Это моя политическая позиция, – забормотал парень. — Я…
— Да к черту политику, – махнул рукой мужчина. — Ты думаешь, она на что-то влияет? Вот у тебя смелости выйти на площадь хватило, а ей признаться – нет. Ты же любишь ее. Почему не обнимешь? Вы одни в камере. Я же специально все устроил. Указал вас как особо опасных, вот вас первых и повязали...
— Откуда вы знаете…– удивленно спросил Слава.
😂
