Немного о культурном марксизме.
Каждый день мы читаем новости о событиях, происходящих по ту сторону Атлантики, с горечью отмечая расширение политического дискурса на те сферы, которые традиционно в нем не участвовали. Отношения между полами, сексуальность человека, тонкости равновесия психического состояния – все это теперь политика, пространство властных отношений, как отмечал еще Мишель Фуко, наблюдая за общественной жизнью. Однако в действительности все эти вопросы из бытовых, интимных и личных перешли в статус политических лишь после полноценной квазинаучной рационализации, когда определенного рода ценности стали выдаваться за некоторую научно-обоснованную данность, диктующую вполне конкретную политическую программу по достижению «истинно» гуманистических целей, пусть и ценой свободы. Обычно все множество исследований, посвященных гендерному и прочему равенству, карикатурно называют «культурным марксизмом».
Насколько справедлив такой термин?
Отчасти, конечно, справедлив. И дело тут вовсе не в пресловутой диалектике, которая выступает фундаментом метода К. Маркса, а скорее в подходе к формированию устойчивых социальных общностей, которые наделяются полноценной субъектностью и выраженными малодифференцированными интересами. При этом данным общностям в качестве основного атрибута приписывается антагонизм по отношению к другой такой же общности в силу несовместимости и полярности их коллективных интересов (будь то пролетарии и капиталисты или цветные полисексуальные гендерквиры и белые гетеросексуальные цисгендерные мужчины).
Конечно, Маркс делает множество оговорок о существовании внутренней структуры каждого класса (об этом говорят в том числе теоретики разного рода afro-american/gender/women studies), у каждого структурно значимого элемента которого могут быть цели и интересы, противоречащие общим целям и интересам классов. Но в целом, эта оговорка не значима для общей теории, т.к. в конечном итоге совокупный капитал эксплуатирует совокупный пролетариат, а совокупный белый цисгендерный гетеросексуал угнетает своими привилегиями несчастного совокупного полисексуального гендерквира. Такой подход мне представляется достаточно подлым и уж точно не научным.
Интеллектуальная конструкция, создаваемая во многом под воздействием принятых мыслителем ценностей, портит жизнь реальных людей, превращая любой вопрос двустороннего взаимодействия в политическую проблему. Маркс одним из первых решил наделить социальную общность коллективным «классовым» сознанием и приписать подобной сконструированной абстракции вполне реальный интерес, а главное – он придумал антагонизм и занял вполне конкретную этическую позицию: буржуа must die, пролетариат – lux perpetua в окне с названием «Будущее человечество».
Немецкий философ и политэконом разделил весь мир на эксплуататоров и эксплуатируемых при помощи умозрительной, эмпирически не наблюдаемой конструкции, тем самым по сути навязав собственное мировоззрение через квазинаучную пропаганду облюбованных ценностей, выдав субъективное за объективное, воспользовавшись излюбленным приемом хорошего демагога – соломенным чучелом. Я вовсе не пытаюсь утверждать, что жизнь рабочего второй половины XIX века (1 том «Капитала» Маркса вышел в 1867 году) была легкой и сладкой, точно сон в летнюю ночь, а среди капиталистов сплошь и рядом были одни рыцари в сверкающих доспехах, пресловутые рэндианские (прости, Господи!) атланты и вообще люди высоких моральных качеств. Как человек, так или иначе связанный с экономической историей, я понимаю, что это не так.
Однако, мои возражения относятся к подходу, когда широкой разнородной и гетерогенной социальной группе приписываются универсальные характеристики и интересы, этакий фолк-холизм (в самом холизме, как методологическом приеме я не вижу ничего плохого). Это, на мой взгляд, методологическое свинство – теоретические умозрительные интересы, выведенные частным лицом при помощи весьма спорного метода, не должны определять социальную активность группы и оформлять объекты ненависти. Когда-то давно такое называли гордыней.
