"Идеала не существует, но надрывать свою задницу, чтобы достичь его, надо".
М. Фуко "Надзирать и наказывать".

Это заметка посвящена эстетике и музыкальному жанру техно. Она предвосхищает более объемные высказывания по современной эстетике. Потому что наиболее привычные рассказы о красоте, прекрасном, эстетике сообщают содержание традиционной эстетики, а философия, культурология, культура продвинулись дальше, да и окружающий нас мир пестрит новыми формами. Потому мы оглядимся вокруг и после попробуем присмотреться к местоположению жанра техно в пространстве посткультуры.

В оригинальной заметке вконтакте к ней приложены несколько видео-роликов, где можно послушать отрывки техно и понаблюдать за танцами. Продолжительный диджей сет неординарного артиста, воспользовавшегося навыками виджея. И маленькое около художественное эссе за моим авторством, где обнаруживаются импульсы, раскрытые в "Декадансе Вавилона".

История эстетики, от имплицитной до самостоятельной и систематичной, насчитывает несколько тысяч лет. Примерно в XVIII в. этот раздел приблизился к современному облику. Последующие перемены затронули его внутреннее устройство. К концу XX в. и с наступлением XXI в. эстетику как раздел и дисциплину еще можно опознать, но все труднее понять из-за влияния компьютерных технологий, процесса глобализации, наложившихся на тянувшуюся веками секуляризацию.

Цифровизация привела к уплотнению мира в новом пространстве, давшим среду для дальнейшего генезиса (как ни парадоксально) старых и уже привычных понятий и идей.

Публичность стала иной: рост произошел во всех обоих направлениях вертикали качества высказываний и в их количестве, возросло число реципиентов, слушателей. Данной тенденции сопутствовало немыслимое сближение и расслоение нового плато из концептов экономических отношений и смыслов, порожденных городами как средоточиями массы. Так изменилась категория пространства. Что касается времени, то традиционный линнеарный взгляд на время, имеющее начало и конец, тоже подвергся изменениям. Прогнозирование трендов, поиск подобий и повторений в динамике различных событий или цикличности, ценность "сейчас" и погруженность в настоящее. Наш искусственный мир смыслов обрел концентрацию, плотность, переполненность и перегруженность, выстроив новые интонации в языке культуры.

С изменением языка и возникновением новых форм высказываний изменилось и восприятие, сильно определяемое новой средой. Банальная вещь - мы воспринимаем чаще всего прошлое в силу особенностей нашего мозга, собирающего данные с наших органов чувств и опосредующего их в мире, пребывающем в постоянной динамике. Возникли источники искусственного освещения, стекла и зеркала, даже снимок схватывает мир, отраженный в оптике и переданный с искажениями.

Наше восприятие становится быстротечным, а цифровой мир подражает действительности, создавая ощущение движения в цифрах, буквах и прочих символах. Еще сильнее актуализируется концепция постоянного диалога.

Изобилие новых виртуальностей, надстроек реальности, усложняет мир, где пребывает старый добрый субъект, встречая его с игрой искажений: в музыке, кино, играх, социальных сетях и передачах. Новые цифровые симулякры, порвавшие с референциальностью, окунают нас в сферу психологического, так как они лишены вещности, задерживаясь в состоянии интерсубъективного, иными словами, открытого массе субъектов и лишенного устойчивых объективных свойств. Здесь сохраняется разделение на высокое и низкое, представленное в существовании симулякров высокого порядка и низкого, различающихся количеством недостатков, их эстетической автономностью и выразительностью. Появляются кич, очевидная вторичность.

Также массовая культура активно задействует арсенал машинизирующих инструментов, воздействуя имагинативными конструктами на зрительное восприятие, сохраняя человека-зрителя в состоянии погруженности в беспрестанный поток контента, где само наблюдение становится контентом. Броскость и яркость служат якорями в удержании внимания, подменяя подлинные эстетические свойства и эстетический опыт, являясь даже более правдо-подобными в отличие от классического искусства. Здесь я делаю акцент именно на подражании или подобии. Эклектика и алеаторика берутся в качестве основного метода созидания, напоминая нам о трендовости и случайности. Хотя даже тренд - в сущности виток развития категории случайности, акцентирующий мимолетность.

Вы могли заметить настойчивую артикуляцию движения и изменчивости. Это неспроста, так как одной из центральных категорий современной эстетики можно назвать скорость.

Стоящие на перекрестке эпох авангард и модернизм - предтечи современной культуры, мощные и яркие колыбели смешения, новых сюжетов и форм, порывающие с классической антично-винкельмановской эстетикой и парадоксально становящиеся новым классическим искусством. Мы начинаем обращать больше внимание на телесность, визуальное, жесты. Язык тела вытесняет с абсолютного пьедестал речь, унимая ее голосистость и сплавляя воедино звук с движением: театр жестокости имеет дело с криком и воплем, с жестом и импульсом. Размышления Жоржа Батая, идущие на гребне духа времени, продолжают переворот или инверсию, подражающую описанной Бахтином карнавализации в средневековье, и направляют к под-материалистическому, к хтоническому и стихийному. Искусство становится подлинно массовым, захватывая пространство и горизонты человеческой деятельности, во многом через призму трагического.

Экзистенциалистский ужас перед собственной конечностью и жертвоприношение или потлач, неудовлетворенность своей жизнью и тошнота или меланхолия, механистический труд и ритмичность. Мир поддается театрализации, прочтению через язык новой эстетики, крепко держащейся за безобразное, ужасное, низменное, за шок и случайность.

Эти изменения коснулись и музыки. Музыка сплетается с ритмичностью существования, откликаясь на тенденцию к усложнению и перенасыщению. Даже расхожий минимализм имеет референсы к образам извне вроде шоу, тела, эротики, успеха и выступает элементом гиперреальности. В ней появляется все больше внемузыкальных элементов, ведущих к гаптическому переживанию, раскрывающему имманентое бытие в новом свете.

Где оказывается место техно? На мой взгляд, жанр техно музыки опирается на агрессивную, настойчивую ритмичность. Он взывает к телу и удерживается за него, распространяясь в импульсах и порывах, вовлекая в танец как жанровую закономерность. Понятия вроде вайба и кача - емкие словесные эрзацы трудно выводимых ощущений и эмоций. Они хорошо подчеркивает внутреннюю тенденцию такого звучания, его магическую - в смысле преображающую действительность - силу, воздействующую на восприятие слушателя. Сам субъект в ней становится иллюзорным, вырванным из привычной динамики жизни в обществе и перенесенным в напористый круговорот стихийно сталкивающихся образов, примеряемых на себя. Такая музыка не требует расшифровки или созерцательного подхода, она немыслимо телесна и создана для тела. В ней нет крупных форм, что напоминает о массовости как отсутствии атрибутов, предикатов, качеств и референций, но в ней есть нескончаемый источник зрелищности, где сам субъект трансгрессирует от зрителя к слушателя, введенного в потоковость сетов стихийных композиций. В техно музыке продолжается история инверсии, переворачивающей привычный порядок вещей и знаков, потому что они становятся невостребованными и лишними в момент включенности в неистощаемый звук, испытывающий истощаемую витальность. Таким образом, можно углядеть, как здесь всплывают мотивы скорости, под-материалистичности, неустойчивости и новых символических порядков. Гипнотический эффект этой музыки вовлекает, перенося в новую реальность, вовлекая все ресурсы субъекта, побуждая двигаться, вторя симулякру ужасающего первоначала. Она захватывает пространство и время, делая нас на непродолжительный момент их частью.