
На следующий день планировалось начать подписание 11 республиками (без прибалтов и Грузии) обновленного союзного договора. Рожали его проект в еще больших муках, чем ежа против шерсти (искать по словам «новоогаревский процесс»), баланс полномочий в пользу республик был там смещен по сравнению с привычным очень сильно, и не допустить подписания было решено любой ценой. Итог известен – после 21 августа не зашла, да уже и не могла зайти, даже тема конфедерации, и тем более ушло из повестки подписание исходного текста.
Та конструкция, которую весной-летом 1991 кроили на живую нитку, разумеется, ни при каких обстоятельствах не могла быть устойчивой – в том смысле, что не имела шансов мало-мальски долго просуществовать в неизменном виде. С наибольшей вероятностью новоогаревские скрепы порвались бы примерно так же, как и в текущей реальности.
Но и какие-то ненулевые шансы сохранить и закрепить, пусть даже не на 11 республик, общее экономическое, валютное, оборонное и, самое главное, смысловое пространство тоже, безусловно, имелись: окна бифуркации, тем более таких масштабов, как тем летом, не сохраняются открытыми подолгу, и если бы, чем черт не шутит, летящий маятник получилось не допустить до точки невозврата, расплавленная магма имела осязаемые шансы застыть в единых, более или менее прежних, границах.
Получилось, однако, так, что ГКЧП маятника не только не удержал, но и придал ему от себя дополнительное сильнейшее ускорение в направлении окончательного развала. С этой печатью эти восемь человек в историю, как насекомое в янтарь, и вляпались.
Боишься – не делай, делаешь – не бойся. А также без нужды не вынимай, без славы не вкладывай. Это, в сущности, все, что из тех трех дней есть смысл извлечь в качестве урока на все времена.