Про влияние окситоцина на наши социальные связи многие уже слышали и я несколько раз об этом уже писал. Многие связывают его с доверием, формированием отношений и многим другим. Давайте разбираться, что к чему.
Бум популярности окситоцина как "социального" гормона пришелся, на конец нулевых и начало десятых годов, после ряда громких экспериментов, где участники, например, вдыхали окситоцин через нос, а затем решали, как поделить деньги с незнакомцем, и те, кто принял окситоцин, были заметно более щедрыми, чем те, кто принял плацебо (Zak et al., 2007). Из этого делали вывод о том, что окситоцин определяет наши социальные связи и степень доверия к окружающему миру. Ну а то, что в нашем обществе люди быстро теряют доверие друг к другу объяснялось интенсивными социальными изменениями, поскольку есть данные, что для выработки окситоцина нужна стабильная (а не изменчивая) социальная среда, которая сейчас меняется ежедневно.
Известно, что окситоцин играет важную роль в выстраивании связи между матерью и ребенком: женщины с более высоким уровнем окситоцина в первом триместре беременности после родов демонстрируют больше признаков так называемого "бондинга": больше разговаривают с младенцами, тискают их, поют, купают, смотрят им в глаза и проявляют другие признаки выстраивания характерной связи мама-малыш (Feldman et al., 2007). Ну а у детей с расстройствами аутического спектра назальное впрыскивание окситоцина вызывает временное повышение активности в регионах мозга, связанных с обработкой социальных сигналов (Gordon et al., 2013). Казалось бы, из всего этого можно сделать вывод, что окситоцин - славный гормон, который делает нас приятными людьми, - а значит, почему бы не вводить его людям, чтобы они стали более лучше!
Но более свежие исследования показывают, что роль окситоцина не так однозначна и уж точно не так проста. Имеются данные, что прием окситоцина вызывает приступы неконтролируемой агрессии (Bosch & Neumann, 2012), особенно к аут-группе и вообще его работа калибруется «внутренней реальностью», а не внешней: внешние проявления это, как считают некоторые, - лишь побочный эффект решения внутренних организменных задач. Поэтому нельзя просто так взять и вколоть всем окситоцин и из психопатов и убийц сделать няшек и пацифистов. Тем более, что есть данные о негативном последствии для мозга стабильно высокой концентрации окситоцина: последствия такой терапии весьма могут быть опасны (Miller, 2013).
Кстати, надо помнить, что большая часть знаний и гипотез о влиянии окситоцина (как и многих других гормонов) на наше поведение берется из экспериментов с крысами или полевками - одних из немногих животных, которые вместо типичного в природе промискуитета умеют формировать устойчивые пары и воспитывают детенышей вместе.
Доказано, что одна из функций окситоцина у полевок - сигнализировать о потребности социального контакта, а затем о его получении. Типичный результат экспериментов с полевками таков: в ситуации стресса мышки ищут тепла и заботы у родителя или партнера (в зависимости от того, детеныш это или взрослая особь). Если заботы и поддержки найти не получается, стрессовая реакция растет, а если получается - снижается (кстати, уровень стрессовой реакции измеряется не только беспокойным поведением, но и уровнем глюкокортикоидов - стероидных гормонов стресса, а их концентрация часто обратнопропорциональна концентрации окситоцина и серотонина). Но интересно вот что: если социальной поддержки нет, а мышкам ввели окситоцин, то стрессовая реакция останавливается. То есть окситоцин, похоже, выступает для организма сигнализатором того, что проблема решена: ты не один, поддержка есть, вероятность выживания восстановлена.