Каждый раз, каждый божий, мать вашу, раз, когда я пишу про традицию и культы, приходит (как раньше говорилось) “в комменты” какое-то хуйло и мало того, что называет меня фашистом, так еще и утверждает, что это плохо, а потом еще и заявляет гордо - “я от вас отписываюсь”.
Да я только рада буду, дорогой (дорогое? а то я уже не знаю, как вас, гендерфлюидных и прочих транс называть). Чем хорош телеграм - так это отсутствием необходимости быть милой и отвечать на комментарии.
Так вот, про культы и традиции. И фашизм, если уж вам так угодно (но про него совсем немного).
Я уловила мысль, почему мне ставят в вину фашизм - и да, это справедливо и чистейшая правда.
Потому что фашизм в нынешнем его понимании - это ганзенваген и Холокост (ох, я предвижу очередной аршеншмерц), а в первую очередь - опора на Традицию и культ. Об этом писали и барон Эвола, и Хайдеггер уже задерганный и затертый, и не только они.
Так вот, задумайтесь, что такое культура. Само слово культура. Это, в первую очередь, КУЛЬТ, блять. Культ, вашу мать.
***
Освальд Шпенглер, германский философ, так и пишет: культура происходит от понятия “культ” и связана с культом предков, что предполагает (внимание!) сохранение священных традиций. Именно поэтому Шпенглер ненавидит пролетариат и говорит, что крестьянство - “самая сущность крови и расы, поток существования в мыслимо современной его форме”. Пролетариат в отличие от земледельцев выступает как безликая масса, а “масса есть конец, радикальное ничто”. Цель пролетарита - разрушить культуру, а возродить ее же ценности невозможно.
“Мировой город и провинция - этими основными понятиями каждой цивилизации очерчивается совершенно новая проблема формы истории, которую мы, нынешние люди, как раз переживаем. Вместо мира - город, некая точка. Вместо являющегося многообразия форм, сросшегося с землей народа - новый кочевник, паразит, обитатель большого города, чистый, оторванный от традиций, возникающий в бесформенно флюктуирующей массе человек фактов, безрелигиозный интеллигент, бесплодный, исполненный глубокими антипатиями к крестьянству и его высшей форме - поместному дворянству, следовательно, чудовищный шаг к неорганическому концу.
К мертвому городу принадлежит не народ, а масса, Ее бестолковость по отношению ко всякой традиции, означающая борьбу против культуры в лице дворянства, церкви, привилегий, династий, конвенций в искусстве, границ познавательных возможностей в науке, ее превосходящий крестьянскую смышленость острый и холодный ум, ее натурализм совершенно нового пошиба.
Он опирается во всем, что касается сексуального и социального, на первобытные инстинкты и состояния, то самое “хлеба и зрелищ”, которое… знаменует по сравнению с окончательной завершенной культурой и провинцией некую исключительно новую, позднюю и бесперспективную, но вместе с тем и неизбежную форму человеческой экзистенции”.
(с)
А.В. Гребенюк, Рим: путь к империи
