
Сквозь кемеровский ужас сразу же пробилась подлость: Тулеев, отказавшийся приехать без кортежа, все руководство страны, не нашедшее времени на разговор с людьми. В этом, правда, нет для нас ничего нового: именно так, с «десятидолларовых шлюх», начинался режим, сейчас достигший расцвета.
Что сделал бы политик – да нет, какой там политик, просто нормальный человек, любой из нас, в случае трагедии? Он прежде всего почувствовал бы эту трагедию. Захотел помочь. Сказать что-то от сердца. Возложить цветы, перевести деньги, сменить аватарку. Все мы так или иначе делали что-то подобное. Все мы – за исключением представителей власти.
У них не было даже символического сочувствия, не нашлось возможности сказать ни одного слова близким погибших. Кроме, конечно, заявления все того же Тулеева о Путине, который «при нечеловеческой загрузке лично позвонил» и сказал «поклониться всем семьям погибших». Велел кланяться за себя подчиненным – но и этот приказ в итоге не был выполнен.
Не только Кемерово. Совершенно, кристально ясная с Волоколамском. Что сделал бы любой человек, окажись он на месте губернатора Воробьева? Приехал бы, объявил, что все они здесь, чиновники, поедут на свалку и, пока хоть как-то не решат вопрос, будут дышать ей вместе с жителями. И это был бы не популизм, а нормальная человеческая реакция. А кто не хотел бы работать – тот бы собирал вещи (и не в соседний район на повышение).
Слуцкий. Там и вовсе не нужно ничего решать. Со свалкой еще нужно придумать, как быть. В Кемерове нужно смотреть в глаза людям (а это невероятно, невозможно тяжело). Но Слуцкий-то! Просто выгнать его с волчьим билетом, сказать, что депутаты против насильников. И все, не требовалось никаких душевных усилий, правду говорить легко и приятно. Но и здесь – нет.
Все это – звенья одной и той же цепи, которую человеческая история выковывала уже не раз и не два.
Николай Второй, празднующий на Ходынке, вблизи от сваленных в сторонку трупов. Мария-Антуанетта, советующая есть пирожные (говорила, не говорила – но настроение при том дворе было именно таким). Какой-нибудь Луи Филипп, у которого «зимой парижане не бунтуют». «Гений Карпат» Чаушеску, собравший – аккурат перед расстрелом – митинг в свою поддержку (в доведенной до полной нищеты стране, зато с самым большим в мире дворцом). Примеров много. Примеров того, как люди, дорвавшиеся до бессменной власти, теряют человеческий облик, окукливаясь в своем мире, где уже построен коммунизм. Им не нужны деньги – все принесет охрана. Они не видят настоящих людей – только специально отобранных для аудиенций или «прямых линий». Помните, как у Шварца в «Драконе»: «Это не народ. Это хуже народа. Это лучшие люди города». Они даже не знают новостей, веря в мир, наполовину созданный их собственной пропагандой, а наполовину состоящий из докладных записок спецслужб, проникших прямо в мозг Мадлен Олбрайт.
Я сам сейчас вижу, как депутаты, которые в нулевые годы были вполне адекватными (пусть и очень себе на уме) людьми, этого ума лишились. Ведь нельзя же быть политиком и защищать Слуцкого. Нельзя быть политиком (да просто человеком!) и не сочувствовать жертвам пожара. Но все происшествия случаются только в нашем мире. А в их – видном из окна машины с мигалкой, несущейся по разделительной полосе, вместо этого крадутся в ночи иностранные агенты, гадит англичанка, и по небу вместе с перелетными птицами летят в Америку ракеты «Володя».
Но ведь можно вспомнить, что еще недавно было не так. И члены правительства выходили к голодающим шахтерам, и тот же Тулеев сам спасал заложника от террориста, и депутаты готовы были разговаривать с людьми, если не умея убедить их, то хотя бы не прячась и не заканчивая разговор под градом снежков.
Нужно окончательно признать: власть в России мутировала и переродилась. В нормальной ситуации люди, облеченные ей, получают выгоду для себя, работая для других. Престиж, зарплата, слава – все это является функцией от приносимой обществу пользы (как бы представитель власти ее ни понимал).