@sashakots для
@truekpru - к годовщине крымской феерии.
Мы сидели в огромном шатре на иракской базе Кайара к югу от Мосула. Большие промышленные кондиционеры гоняли по палатке коктейль из запахов жареной курицы, кальяна с табаком «двойное яблоко» и плохо постиранных носков (это арабские журналисты кашеварили что-то прямо здесь, на газовой плитке). Мы сидели в своем уголке, отгороженном раскладушками, пытаясь поймать Internet happy hour. В определенное время суток скорость Сети возрастала с отметки безобразная до уровня средней паршивости. Отложив все дела (стирка, чистка обуви, душ) мы перегонялись в редакцию.
- Глядите, я вам еще русских привел! - довольно доложил знакомый иракский боец, ведя за собой двоих европейцев.
Одного я узнал сразу.
- Привет, я Горан, - сказал он по-английски.
-
Привет, я знаю, - машинально ответил я, протянув руку.
- Странное имя, - засмеялся Горан.
Перед нами стояла легенда мировой военной журналистики. Горан Томашевич, фотограф Reuters из Сербии. «Он снял прямое попадание танка в себя», - восхищенно отзывался о нем обычно скупой на эмоции Андрюха Стенин. То было в Сирии, где Горан работал по другую линию фронта и попал под обстрел правительственных сил. Разлетающаяся на куски хибара, за которой он прятался, в груде застывших в воздухе камней падают фигуры боевиков, лица искажены болью и страхом...
-
Как ты такое снял?- Я просто жал на кнопку.
«Я просто кнопкодав», - говорил Андрюха, мечтавший снять что-то похожее.
-
А чего так сильно хромаешь, - спросил я Горана на утро, увидев как он ковыляет к своему бронированному «крузаку».
- Операция по штурму Мосула началась 16 октября. 17-го я уже был здесь. А 19 в нескольких метрах от меня взорвалась мина. Малюсенький осколок пробил ахилл, пришлось вернуться в Белград. Там неделю полечился, и вот я снова здесь. Я просто не мог пропустить всего этого.
ТЫ ЖЕ МЕНЯ ПОНИМАЕШЬ?
Не то слово. Это ужасное, поедающее изнутри чувство: эй, лошамба, я - что-то важное, и я проплываю мимо тебя. Особенно остро я его переживал в августе 2008-го, когда на второй день войны меня, раненого, эвакуировали из эпицентра главного мирового события в столичный госпиталь. Я три дня не мог включить телевизор. Там показывали то, что происходило БЕЗ МЕНЯ. И это было больнее первой перевязки без наркоза.
В 2014 году украинские пограничники сняли меня с поезда, шедшего в Донбасс. И объявили персоной нон грата на пять лет. Казалось, жизнь рухнула. Вокруг Славянска замыкалось кольцо, в Луганске с боем штурмовали воинские части, в Донецке на грузовики MAN, приваривали зенитные установки... «Нет сил смотреть на это по телевизору, - апеллировал я к шефу. - У меня есть коридор».
И через несколько дней ты уже живешь в привычном ритме ежедневного репортажа с постоянным впрыском адреналина. Луганск, Донецк, Славянск... А потом ты снова уезжаешь домой. И переживаешь, что пропустил Мариновку, зато застал Дебальцево, приезжаешь в Сирию аккурат к переброске нашей группировки, но взятие Алеппо и Пальмиры, съедая ногти, смотришь по телевизору.
Невозможно успеть везде. И перебирая старые фотографии,
вдруг осознаешь, что не пропустил самого главного в своей жизни. Я не о семье, я о профессиональном.
17 марта 2014 года президент России подписал Указ о признании Крыма суверенным государством. А на следующий день подписал договор о принятии его в состав России. И все эти дни я был там, в этом сумасшедшем танце «Русской весны». С ее мобилизовавшимися в одночасье жителями, разудалыми казаками на перешейках, «вежливыми людьми», материализовавшимися из воздуха по всему полуострову. Живая история, описывать которую тебе выпала неоценимая честь.
