[
Дело был на Русском Севере, недалеко от Архангельска, в 1960-х. В эти годы тоже разбирали церкви, сбрасывали колокола, иконы сжигали и выбрасывали. Говорят, что тех, кто церкви разрушал, Бог наказал — кто-то от рака умер, кого-то парализовало, а кто и разумом помутнел.
Однажды разрушили огромную красивую деревянную церковь, и один коммунист сказал: «Растоплю-ка я баню, вот и дрова», — и показал на иконы. Бабы плачут, мужики говорят: «Не вздумай, худо тебе будет». — «А, — говорит, — ничего мне не будет. Я же атеист-коммунист». Растопил печку, порубил иконы на мелкие части, накидал их, запалил.
Баня растопилась только к полуночи, и пошел атеист после 12 часов ночи мыться. Моется, моется, свет в окошке горит. Мужики заглядывают в окошко в два часа ночи, а там ничего не видно, только слышно, как кто-то веником хлещется, хлещется, хлещется. Утром пришли, пытались дверь открыть, а она как заговоренная, не открывается. Рубить пытались — ничего не получается. На следующий день пошли — снова закрыта баня, а ночью опять свет в окошке зажегся и как будто кто-то в бане веником хлещется-хлещется-хлещется. Так и на третью ночь.
На четвертый день баня сама открылась, и мужики видят: тот, кто иконами баню топил, на веревке висит, синий, язык высунут, лицо страшное. Испугались они и баню эту в речку столкнули. Говорят, до сих пор ноябрьскими темными ночами можно увидеть, как по реке баня плывет, свет в окошке горит, а внутри кто-то веником хлещется-хлещется-хлещется.
Однажды разрушили огромную красивую деревянную церковь, и один коммунист сказал: «Растоплю-ка я баню, вот и дрова», — и показал на иконы. Бабы плачут, мужики говорят: «Не вздумай, худо тебе будет». — «А, — говорит, — ничего мне не будет. Я же атеист-коммунист». Растопил печку, порубил иконы на мелкие части, накидал их, запалил.
Баня растопилась только к полуночи, и пошел атеист после 12 часов ночи мыться. Моется, моется, свет в окошке горит. Мужики заглядывают в окошко в два часа ночи, а там ничего не видно, только слышно, как кто-то веником хлещется, хлещется, хлещется. Утром пришли, пытались дверь открыть, а она как заговоренная, не открывается. Рубить пытались — ничего не получается. На следующий день пошли — снова закрыта баня, а ночью опять свет в окошке зажегся и как будто кто-то в бане веником хлещется-хлещется-хлещется. Так и на третью ночь.
На четвертый день баня сама открылась, и мужики видят: тот, кто иконами баню топил, на веревке висит, синий, язык высунут, лицо страшное. Испугались они и баню эту в речку столкнули. Говорят, до сих пор ноябрьскими темными ночами можно увидеть, как по реке баня плывет, свет в окошке горит, а внутри кто-то веником хлещется-хлещется-хлещется.
