
Уже в институтские годы я купил все доступные книги по истории движения декабристов – от войны 1812 года до ссылки и возвращения из Сибири тех, кто дожил. Первый живой образ слова Свобода для меня был – восстание на Сенатской.
В давние времена стихотворчества, в 1987 году (заря перестройки пыталась пробиваться сквозь мрак развитого социализма), я написал одно из немногих стихотворений, в которых потом не хотелось ничего переписывать – как в истории, в которой всё равно ничего невозможно переписать.
Площадь.
Воздух Свободы.
Рассвет – холодный и поздний.
Тишина и восторг.
Снег хрустит.
Хрустит ткань государства,
как сукно на парадных мундирах.
Войны, книги, сомненья, проекты, друзья –
жизнь до самой последней минуты –
предисловье короткого зимнего дня,
где рассвет не сумел превратиться
в торжественный полдень,
где рассудок и чувство
давнишний не кончили спор,
где булыжник безмолвно кричал
у подножья собора,
где сжимался кулак,
неотлитую чувствуя сталь,
где смеялась картечь
надо льдом, молодым и нестойким,
…и вздохнула земля
под холодной гранитовой кожей,
и… качнулась толпа,
и бежала, и слезы глотала,
…и чужие доселе сердца
пораженье столкнуло,
и осталось болеть,
точно первая память,
как совесть...