Писателя Воскобойникова обидели американские туристы. Непунктуально вроде бы себя повели. Не явились в гости.
Что-то в этом роде.
Воскобойников надулся:
— Я, — говорит, — напишу Джону Кеннеди письмо. Мол, что это за люди, даже не позвонили.
А Бродский ему и говорит:
— Ты напиши "до востребования". А то Кеннеди ежедневно бегает на почту и все жалуется: "Снова от Воскобойникова ни звука!.."

"Соло на ундервуде"

АРМЕЙСКИЕ ПИСЬМА К ОТЦУ

В августе 1995 года отец отдал мне свой диктофон: «Пусть будет у тебя. Этот диктофон мне подарил Сережа, когда я ему сказал, что по ночам мне стало трудно вскакивать к пишущей машинке». В течение нескольких вечеров я записывала на крошечные кассеты то, что отец рассказывал о своей жизни, о моем брате Сергее Довлатове, о разном.
Вместе с диктофоном отец дал мне большой желтый пакет. В нем были письма. На кассете осталась такая запись:
— Меня не будет, ты их опубликуешь. Здесь больше ста Сережиных писем. Отрывки из некоторых я комментировал в своих статьях о нем.
— Ты считаешь, что их корректно публиковать?
— Что значит корректно? У писателей публикуются письма. Я не совсем понял твой вопрос. Ты что, считаешь, что Сережа недостоин такой публикации?
— Нет, не в этом дело. Просто переписка дело интимное, письма принадлежат двум людям — тому, кто их писал, и адресату. Это щепетильный вопрос.
— Видишь ли, я не считаю, что письма принадлежат двум людям. Они принадлежат тому, кому адресованы. Ведь Пушкин же не писал какому-нибудь проходимцу, или чужому человеку, или нестоящему. Я стопроцентно убежден в том, что Сережа был сторонником открытости писем. Другое дело, что он был взбудоражен, взволнован, обозлен, когда родственник его ленинградского друга стал публиковать куски писем из Америки, явно Сережу порочащие. Там было много гротеска. И Сережа считал это предательством. Но это частный случай.
— А стихи? Их очень много в армейских письмах. Часто писатель относится критически к своим юношеским
творениям...
— Абсолютно корректно. Сережа считается одаренным писателем по последующим литературным работам. Эти стихи никоим образом его не дискредитируют, даже если кому-то не понравятся. Посылая стихи, Сережа чаще всего принижал их ценность, тем не менее каждый раз спрашивал, что я думаю по поводу присланного стихотворения, писал, что для него это чрезвычайно важно.
— Как же тебе удалось сохранить эти письма более тридцати лет?
— Когда я собрался поехать в Америку, то Сережа меня предупредил, чтобы я обратился к одному его знакомому литератору, если мне понадобится переслать что-нибудь на Запад. Тот переправил мои рукописи и письма через Францию. Пришли они года через три.
Однажды я решил, ни слова не говоря Сереже, опубликовать в «Панораме» мои курьезные истории о нем. Я отнюдь не был убежден, что Сережа не будет в претензии. Однако, прочитав их в газете, он позвонил мне и сказал: «Мне нравится. Давай!» Вскоре после этого он пришел ко мне и принес вот эту кипу писем.
— Ты сохранил эти письма, руководствуясь родительскими чувствами?
— Я их сохранил потому, что мне казалось, что у Сережи есть литературные способности. Я предполагал, что эти письма могут быть интересны не только мне.

Ксана Мечик-Бланк, 1999 г.

На руках у отца Доната Мечика
Уфа, 1942 г.

Девушка-экскурсовод ела мороженое в тени. Я шагнул к ней:
— Давайте познакомимся.
— Аврора, — сказала она, протягивая липкую руку.
— А я, — говорю, — танкер Дербент. Девушка не обиделась.
— Над моим именем все смеются. Я привыкла... Что с вами? Вы красный!
— Уверяю вас, это только снаружи. Внутри я — конституционный демократ.
— Нет, правда, вам худо?
— Пью много... Хотите пива?
— Зачем вы пьете? — спросила она. Что я мог ответить?
— Это секрет, — говорю, — маленькая тайна...

"Заповедник"

​​"Новый американец", № 14, 16-22 мая 1980 г.
Сергей Довлатов. Колонка редактора:

Еще в разгаре зимы...
Еще в разгаре зимы, когда газета только создавалась, мы беседовали с одним почтенным и доброжелательным лицом. Лицо сказало:
— Мне искренне жаль вас, ребята. Вы, конечно, очень талантливые. Но вы прогорите через три месяца. У вас мало денег. У вас нет американского опыта... Хотите пари? Через три месяца газета погибнет...
Прошло три месяца. И мы действительно погибли. Сгорели дотла. Сгорели все 24 полосы. Их больше не существует...
Отныне мы выходим на 32 страницах. Сохранив и увеличив все основные разделы. Добавив много нового.
Лицо было абсолютно право. У нас по-прежнему мало денег. Мы лишь приобретаем американский деловой опыт. И все-таки мы живы. Вернее, рождаемся заново. Более упитанные и крепкие.
Лицо ошиблось. Вернее, чего-то оно просто не могло знать. Оно не могло знать, что нас поддержат самые уважаемые люди Америки.
Что редакторы крупнейших журналов охотно предоставят нам свои материалы.
Что наши друзья и коллеги захотят работать бесплатно. Что президент корпорации Боря Меггер окажется начинающей акулой Уолл-стрита.
Что казначей Леша Орлов продемонстрирует задатки Гобсека и Шейлока.
Что замечательные журналисты Петя Вайль, Саша Генис и Алик Гальперин оставят насиженные теплые места и ринутся в опасное плавание на борту "Нового американца"...
У нас еще масса проблем. Мы допускаем ошибки и просчеты. Мы еще не научились пользоваться благами демократии. Мы несем в себе инерцию тоталитарного мышления, ортодоксии, нетерпимости...
Так в силу внутренних противоречий ушел из редакции мой друг, блестящий спортивный комментатор Женя Рубин. Мы надеемся, что он вернется. Предпримем для этого любые усилия...
Повторяю, у нас масса нерешенных вопросов.
Мы остро заинтересованы в рекламе и подписке.
Напоминаем рекламодателям: "Новый американец" распространяется, главным образом, в Нью-Йорке. То есть, среди ваших потенциальных клиентов и заказчиков. Кроме того, "Новый американец" циркулирует в течение недели.
А значит, рекламное объявление семикратно тиражируется.
Напоминаем подписчикам: подписываясь на газету, вы экономите несколько долларов. Плюс время, которое здесь стоит денег. Реклама и подписка увеличивают финансовую стабильность "Нового американца".
А ведь это ваша газета, она делается вами и для вас.

Размещено 29.09.2011.
Источник: "Речь без повода…, или Колонки редактора" — М.: "Махаон", 2006.

Из студенческого капустника ЛГУ (1962):
"Огней немало золотых
На улицах Саратова,
Парней так много холостых,
А я люблю Довлатова..."

"Соло на IBM"

«Тон его речи воспитывает в читателе сдержанность и действует отрезвляюще: вы становитесь им, и это лучшая терапия, которая может быть предложена современнику...»

«Читать его легко... Я проглатывал его книги в среднем за три-четыре часа непрерывного чтения: потому что именно от этой ненавязчивости его тона трудно было оторваться. Неизменная реакция на его рассказы и повести — признательность за отсутствие претензии, за трезвость взгляда на вещи, за эту негромкую музыку здравого смысла...»

                                                                                                                                         Иосиф Бродский

Подарок Петру Вайлю и Александру Генису (1980-е).
Из архива Петра Вайля.

Недавно выступал в одном южном университете и все удивлялся, глядя на тамошних негров - вежливых, почтительных и даже пугливых. В Нью-Йорке перед неграми все дрожат от страха.
Я-то, собственно, не очень дрожу, потому что похож на латиноамериканца или араба, а их здесь боятся еще больше, чем негров. Вечером я не могу обратиться на улице к прохожему: девять из десяти бросаются от меня бежать, а какой-нибудь психопат может и выстрелить, оружие есть у каждого второго.
Недавно в Н.Й. выступал Евтушенко. Говорят, вел себя очень прилично, не кривлялся, говорил искренне. Я не пошел на его выступление, потому что вообще никуда стараюсь не ходить, особенно на эмигрантские сборища. Америку я люблю и уважаю, но мы живем не в Америке, а в эмиграции, а это - помойка, говно собачье.
... Здесь очень много разных премиальных фондов, есть даже такая премия - "За крайнюю творческую беспринципность", но мне все не удается ничего получить. Это даже странно, потому что некоммерческий успех у меня есть... Восточно-европейское происхождение в таких делах и плюс, и существенный минус.

"Из писем Тамаре Зибуновой"

Однажды Буш поздно ночью шел через Кадриорг. К нему подошли трое. Один из них мрачно выговорил:
— Дай закурить.
Как в этой ситуации поступает нормальный человек? Есть три варианта сравнительно разумного поведения.
Невозмутимо и бесстрашно протянуть хулигану сигареты.
Быстро пройти мимо, а еще лучше — стремительно убежать.
И последнее, — нокаутировав того, кто ближе, срочно ретироваться.
Буш избрал самый губительный, самый нестандартный вариант. В ответ на грубое требование Буш изысканно произнес:
— Что значит — дай? Разве мы пили с вами на брудершафт?!
Уж лучше бы он заговорил стихами. Его могли бы принять за опасного сумасшедшего. А так Буша до полусмерти избили. Наверное, хулиганов взбесило таинственное слово — "брудершафт".
Теряя сознание, Буш шептал:
— Ликуйте, смерды! Зрю на ваших лицах грубое торжество плоти!..
Неделю он пролежал в больнице. У него было сломаны ребра и вывихнут палец. На лбу появился романтический шрам...

"Компромисс"

Михаил Буш - прототип того самого Эрнста Леопольдовича Буша.

У одного знаменитого режиссера был инфаркт. Слегка оправившись, режиссер вновь начал ухаживать за молодыми женщинами. Одна из них деликатно спросила:
— Разве вам ЭТО можно?
Режиссер ответил:
— Можно... Но плавно...

"Соло на ундервуде"

​​"Новый американец", № 16, 30 мая — 4 июня 1980 г.
Сергей Довлатов. Колонка редактора:

Нам часто задают вопрос...
Нам часто задают вопрос:
— Какой национальности ваша газета? Русской, американской или еврейской?
Вопрос довольно сложный. Хотя когда-то, в Союзе, он решался элементарно.
У каждого был паспорт. В нем — пятая графа. И в этой графе недвусмысленно указывалось: русский, еврей или, скажем,— татарин.
Хотя и там бывали затруднения. А если, например, ты — дитя от смешанного брака? Если у тебя мать — русская, отец — скрипач? Или, наоборот, мать еврейка, отец — фрезеровщик?
Я, допустим, был армянином — по матери. Мой друг, Арий Хаймович Лернер — в русские пробился. Даже не знаю, как ему это удалось. Говорят, теща русская была.
Мой приятель художник Шерман говорил:
— Я наполовину русский, наполовину — украинец, наполовину — поляк и наполовину — еврей...
Вот какой был уникальный человек! Из четырех половин состоял... В общем, устраивались как могли. Кто в греки шел, кто в турки подавался...
Затем началась эмиграция. И повалил народ обратно, в евреи. Замелькали какие-то бабушки из города Шклова. Какие-то дедушки из Бердянска. Мой знакомый Пономарев специально в Гомель ездил, тетку нанимать... Еврейские женихи и невесты резко подскочили в цене...
Начинающего эмигранта Кунина спросили:
— Ты хоть Жаботинского читал?
— Да вы путаете,— удивился Кунин,— это Юрий Власов книгу написал, а Жаботинский, говорят, и читает с трудом...
И наконец — мы здесь. И кончился весь этот дурацкий балаган. Да будь ты кем хочешь! Кем себя ощущаешь! Русским, евреем, таджиком!.. Волнистым попугайчиком!.. Теперь о газете.
Мы говорим и пишем на русском языке. Наше духовное отечество — многострадальная русская культура. И потому мы — РУССКАЯ ГАЗЕТА.
Мы живем в Америке. Благодарны этой стране. Чтим ее законы. И если понадобится, будем воевать за американскую демократию.
И потому мы — АМЕРИКАНСКАЯ ГАЗЕТА.
Мы — третья эмиграция. И читает нас третья эмиграция. Нам близки ее проблемы. Понятны ее настроения. Доступны ее интересы.
И потому мы — ЕВРЕЙСКАЯ ГАЗЕТА.
Вот так обстоят дела.
Кто-то недоволен?

Переживем.

Ведь свободу, кажется, еще не отменили!

Размещено 07.10.2011.
Источник: "Речь без повода…, или Колонки редактора" — М.: "Махаон", 2006.

Длуголенский сказал Вольфу:
— Еду в Крым на семинар драматургов.
— Разве ты драматург?
— Конечно, драматург.
— Какой же ты драматург?!
— Я не драматург?!
— Да уж какой там драматург!
— Если я не драматург, кто тогда драматург?
Вольф подумал и тихо говорит:
— Если так, расскажите нам о себе.

"Соло на ундервуде"

Сергей Вольф, Ленинград, 1961 г.

«Дорогой Сергей Довлатов!
Я тоже люблю вас, но вы разбили мое сердце. Я родился в этой стране, бесстрашно служил ей во время войны, но так и не сумел продать ни одного своего рассказа в журнал "Ньюйоркер". А теперь приезжаете вы, и — бах! — ваш рассказ сразу же печатают... Я многого жду от вас и от вашей работы. У вас есть талант, который вы готовы отдать этой безумной стране. Мы счастливы, что вы здесь.
Ваш коллега Курт Воннегут».
                                                                                            Курт Воннегут

Сергей Довлатов и Курт Воннегут во время встречи в Нью-Йорке, 1982 год