Первое сентября — и люди даже у меня на работе друг друга поздравляют с грустно-ироничными интонациями. Мол, мы-то уже согбенные мощью ревматизма стариканы. Давайте, дескать, вспомним, как это было. Мы все такие юные, в груди горит надежда на прекрасное будущее, а ноги не сводит сатанинской судорогой, когда ты пытаешься потянуться, пробудившись против своей воли в половине седьмого.
Но корень проблемы, конечно, совсем не в этом. Корень её в том, что уже к тридцати годам ты знаешь, что взрослых не существует. Что ты знаешь, что все эти люди, которые, как казалось тебе в шестнадцать, принимают важные решения, несут ответственность, зарабатывают много денег — они такие же шестнадцатилетние долбоебы, которые не хотят принимать никаких решений и нести ответственности, и только жажда денег как-то роднит их с этим бессмысленным пубертатным образом.
Взрослый отличается от подростка только одной-единственной вещью: он больше не надеется на хуйню. Он не надеется, что станет рок-звездой или легендарным среди восьмиклассниц писателем Коэльо. Он не надеется, что будущее сулит ему светлое и лёгкое бытие. Он знает, что если эта мечта по какой-то причине до сих пор не подохла смертью спартанца под Фермопилами, над ней нужно вкалывать всё доступное время, только где его взять, если нужно выкатывать говнину на прод, составлять квартальный отчёт или писать тошнотворные тексты для сайта людей, которые читать будут только под дулом пистолета.
Очень редко, но случается, что тебе за тридцать, а ты директор. Или рок-звезда. Или читаешь чужие квартальные отчёты. Или даже твою псевдолитературную брехню поливают нечестивой слюной ученики восьмого класса. Но тебе это совершенно безразлично. Потому что ты директор, а хотел писать эмбиент-пост-прог-метал. Или ты рок-звезда, а хочешь быть фермером. Или даже доволен своей карьерой звезды восьмиклассников, но хочешь, чтобы твоё творчество всё-таки оценил человек, который знает, что имел в виду Малевич под чёрным квадратом, а не школотрон, который на него пырился два часа и “что-то почувствовал”.
Когда тебе за тридцать, ты всё равно недоволен. И с завистью глядишь на этих отроков и дев с пылающим взором, которым ещё неведомо это нелепое экзистенциальное разочарование. Которые ещё не знают, что в 34 года ты такой же тупой подросток, но мечты твои убиты, их бледные трупы валяются на тоскливой монохромной брусчатке и по ним маршируют нацистские сапоги всей этой взрослой жизни. Оплаты счетов. Необходимости сводить бюджет. Ненавистной работы. Непонимания окружающих, которое с 16 лет так никуда, кстати, и не пропало.
И вот каждое первое сентября, когда из каждого угла несётся мерзкое враньё про корабль знаний, ты иронично усмехаешься и думаешь. Ни в какую гавань этот корабль знаний не пришёл. Так и болтается в Бермудском треугольнике. И так он там и останется. И никто его не притащит в гавань, потому что испугается призраков, которые по нему обретаются.
Но может хоть эти призраки могли бы перестать скрипеть ржавыми цепями и начали платить по счетам.
Нет, никогда.
Но корень проблемы, конечно, совсем не в этом. Корень её в том, что уже к тридцати годам ты знаешь, что взрослых не существует. Что ты знаешь, что все эти люди, которые, как казалось тебе в шестнадцать, принимают важные решения, несут ответственность, зарабатывают много денег — они такие же шестнадцатилетние долбоебы, которые не хотят принимать никаких решений и нести ответственности, и только жажда денег как-то роднит их с этим бессмысленным пубертатным образом.
Взрослый отличается от подростка только одной-единственной вещью: он больше не надеется на хуйню. Он не надеется, что станет рок-звездой или легендарным среди восьмиклассниц писателем Коэльо. Он не надеется, что будущее сулит ему светлое и лёгкое бытие. Он знает, что если эта мечта по какой-то причине до сих пор не подохла смертью спартанца под Фермопилами, над ней нужно вкалывать всё доступное время, только где его взять, если нужно выкатывать говнину на прод, составлять квартальный отчёт или писать тошнотворные тексты для сайта людей, которые читать будут только под дулом пистолета.
Очень редко, но случается, что тебе за тридцать, а ты директор. Или рок-звезда. Или читаешь чужие квартальные отчёты. Или даже твою псевдолитературную брехню поливают нечестивой слюной ученики восьмого класса. Но тебе это совершенно безразлично. Потому что ты директор, а хотел писать эмбиент-пост-прог-метал. Или ты рок-звезда, а хочешь быть фермером. Или даже доволен своей карьерой звезды восьмиклассников, но хочешь, чтобы твоё творчество всё-таки оценил человек, который знает, что имел в виду Малевич под чёрным квадратом, а не школотрон, который на него пырился два часа и “что-то почувствовал”.
Когда тебе за тридцать, ты всё равно недоволен. И с завистью глядишь на этих отроков и дев с пылающим взором, которым ещё неведомо это нелепое экзистенциальное разочарование. Которые ещё не знают, что в 34 года ты такой же тупой подросток, но мечты твои убиты, их бледные трупы валяются на тоскливой монохромной брусчатке и по ним маршируют нацистские сапоги всей этой взрослой жизни. Оплаты счетов. Необходимости сводить бюджет. Ненавистной работы. Непонимания окружающих, которое с 16 лет так никуда, кстати, и не пропало.
И вот каждое первое сентября, когда из каждого угла несётся мерзкое враньё про корабль знаний, ты иронично усмехаешься и думаешь. Ни в какую гавань этот корабль знаний не пришёл. Так и болтается в Бермудском треугольнике. И так он там и останется. И никто его не притащит в гавань, потому что испугается призраков, которые по нему обретаются.
Но может хоть эти призраки могли бы перестать скрипеть ржавыми цепями и начали платить по счетам.
Нет, никогда.
