
Size: a a a
Почему именно в этот раз журналисты большинства крупных СМИ наконец-то объединились и начали отстаивать одного из своих? Почему не было таких протестов, когда разгоняли целые редакции, вроде «Ленты», когда сажали других журналистов? Мы дошли до края, считает
Илья Мильштейн:
🚔 «Здесь четвертая власть солидарно противостоит первой, и в яростном отчаяньи, с каким люди выходят на свои одиночные пикеты, толпы несогласных осаждают здание райсуда, знаменитые и безвестные комментаторы у себя в блогах четвертые сутки подряд чуть не ежечасно фиксируют мелкие косяки следствия и беспримесное аршинное вранье, „База“ мгновенно проводит и публикует расследование, посвященное „латифундиям“ полковника Щирова, организатора расправы над журналистом, редакции перепечатывают все подряд тексты Ивана Голунова, отражаются наши прежние разгромные поражения. Крупные поначалу, вроде ликвидации НТВ. До мелких в конце, типа очередного исхода журналистов из „Коммерсанта“».Домашнего ареста, а не отправки в СИЗО добились усилиями протестующих. Однако дело против него все еще есть, а Голунов все еще находится в неволе. А соцсети все еще заполнены возмущенными постами:
👮🏻♂️ «Я обращусь к людям, лично участвующим в произволе, — как к физическим лицам, а не представителям каких-нибудь всесильных и внушающих страх структур...в национальном парке «Лосиный остров» и так постоянно появляются незаконные постройки, так еще и правительство решило уничтожить 140 гектаров леса, чтобы построить дорогу. Рассказываем, как чиновники постоянно лишают животных парка возможности выжить:
🐗 «Если бы Лосиный остров был где-то в глухой тайге и там хотели бы изъять 140 гектаров для строительства шоссе, это было бы плохо, но не критично. Но „Лосиный остров“ действительно остров, потому что он со всех сторон окружен: либо городом Москвой, либо прилегающими территориями Московской области. Почти все они застроены, поэтому он и так подвергается очень сильному антропогенному воздействию: в нем бывает огромное количество людей, идет строительство вокруг, происходит загрязнение воздуха. Поэтому любое дополнительное отрезание от него каких-то кусков, даже небольших, многократно усиливает это воздействие. Это значит, что уменьшается площадь обитания животных, которые там пока еще живут. Уйти им особо некуда, потому что со всех сторон они окружены антропогенными территориями. И чем больше отрезается кусков, тем меньше площади остается для животных. Для крупных животных есть необходимый минимум площади, на которой они могут жить, иначе они просто погибнут».Несколько лет назад эта работа была обязательной, но не оплачивалась. После жалоб власти объявили, что платить нужно — но в некоторых регионах за это платят по 91 рублю в час. В других регионах учителей лишают отпуска. Педагоги рассказали нам, как они борятся за достойную работу на экзаменах:
👩🏻🏫 «Я председатель профкома, и мы фактически всем коллективом отказались от работы на ГИА. В конечном итоге все равно был нажим сверху: директору сказали, что, якобы, если столько-то ваших детей сдает ЕГЭ, значит, такое-то количество учителей должно на нем работать. Это чистой воды блеф был. Не существует документа, который бы регламентировал этот вопрос. Но, естественно, директор не мог игнорировать такие заявления, и ему удалось надавить на нескольких человек. Всего на нескольких, такие всегда есть в коллективах: давили на совесть, естественно. Их труд так и остался неоплаченным».На это есть что ответить жителям деревни Георгиевка под Томском, куда пришло радиоактивное облако после аварии на Сибирском химическом комбинате в 1993 году. Рассказываем, что случилось с деревней и как реагировали власти:
⛑ «Люди восприняли аварию как само собой разумеющееся. Они жили в тяжелейшее социально-экономическое время, поэтому отнеслись к аварии с отмашкой. Она не прибавила и не убавила проблем к их жизни. Спустя три недели после аварии я проводил экскурсию по Георгиевке для журналистки из Швеции. Она спрашивает простого русского мужика о том, как он реагирует на выбросы. Мужик ей по-русски ответил: „Какого хрена тут говорить, когда видите, дорог нет, ничего нет...“»