The Economist: Что касается авторитарных режимов, Вы призвали к сближению с Россией, напомнив таким образом о политике «перезагрузки» Обамы, которая в итоге не имела большого успеха. Что дает Вам основание думать, что на этот раз все будет иначе?
Эммануэль Макрон: Я смотрю на Россию и спрашиваю себя, какой стратегический выбор у нее есть. Мы говорим о стране размером с континент, с огромной территорией. С уменьшающимся и стареющим населением. Стране, чей ВВП такой же, как у Испании. Стране, которая перевооружается вдвое активнее, чем любая другая европейская страна. Стране, на которую законно были наложены санкции за Украинский кризис. И на мой взгляд, эта модель не является устойчивой. Россия занимается чрезмерной милитаризацией, ввязывается во множество конфликтов, но имеет свои внутренние проблемы: демография, экономика и т.д. Итак, каковы ее стратегические варианты?
Один из вариантов - восстановить сверхдержаву самостоятельно. Это будет чрезвычайно сложно, даже если наши собственные ошибки дали ей некоторое преимущество. Мы дали слабину в 2013-2014 гг., и случился кризис на Украине. Сегодня Россия оптимизирует свою игру в Сирии из-за наших собственных ошибок. Мы даем пространство для маневра, поэтому она все еще может играть по этим правилам. Но все это очень сложно. По причинам, которые я упомянул, наряду с политической и идеологической моделью, основанной на национальном консерватизме, который не позволяет России проводить миграционную политику. Потому что как внутри, так и снаружи России присутствует мусульманское население, которое ее очень волнует. Учитывая размеры территории, она могла бы задействовать огромный рычаг роста, а именно миграционную политику. Но нет, это православный консервативный политический проект, так что он не сработает. Я не очень верю в этот вариант.
Второй путь, по которому могла бы пойти Россия, - евразийская модель. Только в этом случае существует доминирующая держава - Китай, и я не думаю, что эта модель когда-либо будет сбалансированной. Мы видели это в последние годы. Я смотрю на рассадку стола для встреч по проекту нового Шелкового пути, и президент России сидит все дальше и дальше от президента Си Цзиньпина. Он видит, что все меняется, и я не уверен, что ему это нравится. Но российский президент - дитя Санкт-Петербурга. Он родился там; его старший брат умер во времена массового голода и похоронен в Санкт-Петербурге. Я не поверю ни на секунду, что его стратегия - быть вассалом Китая.
Итак, какие варианты у него остались? Восстановление политики баланса сил с Европой. Обеспечение уважения к себе. Он запрограммированно думает: «Европа была вассалом Соединенных Штатов, Европейский Союз - это своего рода троянский конь для НАТО, НАТО собирался расширяться вплоть до моих границ». Для него сделка 1990 года не была соблюдена; не было «безопасной зоны». Они пытались дойти до Украины, и он хотел положить этому конец, при этом травмируя отношения с нами. Его консерватизм привел к разработке антиевропейского проекта, но я не вижу, как в долгосрочной перспективе его проект может быть чем-то иным, кроме как проекта партнерства с Европой.
