Солнце большого лепрозория клонилось к закату. Заросшие грязными ветками ядовитых комментариев ямы заминусованных постов простирались до самого горизонта, на немногочисленных пустырях грудами валялись агитки прошлых выборов и слитые замены. Кое–где копошились леперы, не поднимая головы, они переползали от ямы к яме, падали туда, сцепившись друг в друга и вновь выбирались едва живые, чтобы ползти к следующей. Даже через защитное стекло смотровой рубки чувствовался тошнотворный запах протухших драм и много раз переваренного контента. На границе мусорной пустыни и покрытой туманом Той лепрой медленно росли чебуречные посты, напоминающие вымирающие муравейники, каждый новый заметно не дотягивал до предыдущего.
Капитан угрюмо посмотрел на глагне сквозь радиационные фильтры. "Охлолпушокек!", — донеслось из ближайшей ямы. "Бгг! Бгг!", — вяло отреагировала соседняя группа леперов, отбиваясь от нападающего парадокса. Капитан был уверен, что и эта форма жизни на лепре вымерла, но как видно, старая модель где–то нашла запасы энергии и вернулась в поисках пищи. Он встал, выпрямился, размяв спину. Утренние вахты в последнее время были спокойными, девитята не объявлялись уже несколько лет, ветеранов диванных войн остались единицы, в целом, вымирающая популяция илитарного блога опасности не представляла даже во время недельного двач–режима.
Под тусклым портретом старого лепера в белом кителе с именем "Toxal", на небольшой полке лежал вытянутый футляр, покрытый крепкой кожей макаки Ашурбанипала. Щелкнув магнитным замком крышки, капитан бросил взгляд на потускневшие инвайты, они лежали в несколько рядов. Последнего с краю не было, его извлекли из футляра 4 года назад. Инвайты по–прежнему хранили жизнеспособность, но смотревший на них знал: они никогда уже не будут активированы. Солнце большого лепрозория клонилось к закату
