Я год назад (и меня ругали как кремлевскую пропаганду):
Региональный оппозиционер – особый тип политического активиста, существующий на стыке выдуманного и реального миров. Здесь типичны люди, успевшие за годы своей тихой борьбы перебывать во всех, в том числе взаимоисключающих оппозиционных движениях и партиях – системных и несистемных, кто-то типажно ближе к мертвым душам из реестровых списков условного «Парнаса», кто-то – вообще комментатор политического паблика в соцсети и не более того. Российская провинция не приспособлена для сколько-нибудь серьезной политической борьбы, и годы естественного отбора людей, готовых несмотря на отсутствие возможностей быть региональными оппозиционерами, выработали этот стандарт человека, умеющего прежде всего числиться как статистическая единица для далеких лидеров, которым по какой-то причине важно, что в Алтайском крае или в Туве у них есть свои люди, способные, если надо, устроить митинг или собрать подписи. Смысла во всем этом с годами все меньше, и логично, что именно Михаил Ходорковский остался последним, кому эти люди оказались нужны.
Ходорковский сейчас:
— Когда мы обращаемся к широкому кругу лиц с предложением в чем-то принять участие, с кем-то встретиться и если мы не обращаемся индивидуально, то в этом случае первыми часто приходят люди не на 100% адекватные. В каждом регионе есть набор людей, которые, как бы это сказать…
— Городские сумасшедшие?
— Можно сказать так. Более вменяемые люди не хотят с ними смешиваться. И здесь есть проблема: ты либо закрываешь мероприятие, то есть проводишь его по предварительному приглашению. Либо ты открываешь мероприятие, но тогда у людей возникает опасение, которое, к сожалению, часто подтверждается. И нормальные, серьезные, нашего круга люди на такого рода мероприятия не приходят.