На фоне жутких убийств в Саратове и Красноярске вновь вспыхнула дискуссия о возвращении смертной казни в РФ. Проект “Под лед” по доброй традиции предлагает уйти в сторону от массовой истерии и препарировать тему с мисимовским хладнокровием, без чернушных фантазий о публичных казнях и кровавых оргиях. К счастью, мы не в Госдуме, и за стендапы в духе колхозных пеннивайзов нам никто не платит.
Сейчас уже мало кто помнит, как и почему появился мораторий на смертную казнь в России, и очень зря. Как часто это бывает, на актуальные вопросы современности точнее всего ответит историческая практика. В 1996 году власти РФ внезапно почувствовали себя достаточно европейскими и решили вступить в Совет Европы. Какую утилитарную пользу дает членство в СЕ, остается до сих пор неразрешимой загадкой, но провинциальные комплексы российских элит давно всем известны.
Обязательным условием для вступления в Совет Европы была отмена смертной казни. В апреле 1997 года Россия подписала Протокол к Конвенции о защите прав человека и основных свобод относительно отмены смертной казни. Протокол так и не был ратифицирован Россией (единственной в СЕ), однако с этого момента смертную казнь в РФ стало запрещено применять уже по Венской конвенции. В 2009 году Конституционный суд окончательно признал невозможным применение смертной казни, как раз сославшись на международные обязательства РФ. Таким образом мотивом отмены смертной казни у нас стала не общая гуманизация правосудия, а хрестоматийный комплекс неполноценности перед Западом. Другими словами, отменой смертной казни мы обязаны не Камю с Фуко, а магазину “Березка”.
С тех пор РФ неоднократно лишали голоса в ПАСЕ (из-за войн в Чечне и на Украине), выпуская при этом резолюции самого унизительного содержания. Российские власти самоотверженно вытирали плевки, глотали слезы и даже от обиды временно приостанавливали членство. Однако выйти из Совета Европы РФ (будучи одним из самых крупных плательщиков) всерьез так и не решилась. Даже кровавые войны не помешали, куда там нафталиновой смертной казне тягаться. Поэтому ждать скорой отмены моратория не стоит - ведь дверь в магазин “Березка” должна быть открытой.
Конечно, можно поговорить о смертной казни в РФ и в правоприменительной плоскости. Например, стоит ли доверять вопросы жизни и смерти эрзац-судьям, штампующим реальные приговоры за твиты и саечки за испуг? Так себя идея, не правда ли? Ну или можно попробовать ответить на более философский вопрос: “Бояться ли смерти террористы-смертники?”. Предаваться подобным рассуждениям можно по-гегельянски бесконечно, но вряд ли оно того стоит. Хотя бы потому, что это именно та ситуация, в которой если “надо объяснять, то не надо объяснять”. Интереснее поговорить о другом.
Для назначения уголовного наказания в исправно работающей правовой системе всегда применяется критерий “общественной опасности”. Суд должен оценить, насколько опасны виновный и совершенное им преступление для общества. Однако в России “общественная опасность” все чаще подменяется “государственной”. “Государственной” в самом узколобом смысле слова. Потому и вооруженный бумажным стаканчиком хипстер представляется российскому суду страшнее педофила, убийцы и вора. Ведь для российского суда никакого общества не существует вовсе, а есть лишь государство, заказ которого нужно выполнять.
Но это крайне опасное заблуждение. Как показывают события в Саратове, общество все чаще предпочитает российскому суду Суд Линча. И вряд ли его нужно в этом винить. Ведь властям все же стоит иногда выбираться из дорогой “Березки” на свежий саратовский воздух. Иначе “смертная казнь” станет уличной практикой и частью нашего быта.
