Я возвращаю название канала, с которого начинал.

И в то же время, вряд ли этот будет тот самый канал, потому что как минимум прошло время.

Третий раз уж точно должен быть последним (хоть некоторые знакомые знакомых и заводили каналы с нуля по пять раз), поэтому удалять и этот канал было бы слишком смешно.

Что изменится?

Наверное, я реже буду использовать это пространство как дневник. Хотя во многом для этого я и пришел в телеграм. И это во многом спасало меня во время самых тяжелых жизненных моментов.

Наверное, будет больше того, что другие называют словом «контент».

Это все наверное…

Если кто не знает, меня зовут Сергей (можно Сережа, можно как вам будет угодно), мне 21 год.

Пишу стихи, скоро выходит сборник

Выпускник политологии НИУ ВШЭ (поэтому если я срываюсь в политическую теорию, не раздражайтесь)

Что еще? Не знаю, что еще…

А! Самый важный факт: пытался написать несколько текстов для певицы Луны, но она отказалась. В итоге тексты есть, а Луны нет. Так что, если вы умеете петь: контакты в личке!  

Вот и все.

Хуй с ним, поехали, я вернулся

Тексты для Луны (не для Луны) здесь:

https://telegra.ph/Luny-novogo-dnya-11-19

Еще решил затестить VK с их системой продвижения авторов, поэтому буду вести одновременно два ресурса:

В паблике уже лежат некоторые стихи, будет что-то вроде эссе, статей и всего того прочего, что я посчитаю нужным

Велкам:

https://vk.com/fashionaggression

по доброй традиции, стихи, которых никто нигде не постил:

я думаю. нет: я уверен, мне становится лучше.
у неё больше нет навязчивых мыслей о:
какой-то любви
посадочные огни
чумной полосы препятствий.
человек делится на классы:
напоказ – зубы, скулы,
таблица евгеники.

звук мягких капелек времени,
звук того, кто пытался остаться своим,
косметика, мята, тмин
аллергия на чьи-то ладони

ни-че-го кроме иронии
тебе и не стоило ждать,
власть – это то, что бывает с другими
её научили,
тебя научили,

она остается,
а ты…
власть –– это то, что бывает с чужими

о другом,
простом и коротком мире
о мире без комсомольских значков
на пиджаках и прозрачных рубашках

о мире, где никто никого и не спрашивал:

думать об этих вещах,
зашнуровывая кроссовки.

синяки под глазами. поддается ли
женщина
дрессировке?

если спрятаться в воду
в самую глубь
и делать короткие выдохи
если пытаться увидеть, как солнце кипит в пузырьках
если солнце застынет как желчь
в плывущих наверх пузыриках
то тонкая нитка,
нитка между тобой и миром
потеряется
на успевших выгореть волосах

если хочешь смотреть, то смотри в нездоровое небо
в его хрупкие руки:
толчок — кто-то выброшен из окна.
если падать, тогда суматошнее всех
если падать — то первым,
если хочешь встать в позу — придется держаться её до конца.

если хочешь уродовать космос — воспользуйся памятью,
память — враг, память — серийный убийца, мясник,
каждое лучшее все равно каждый раз забывается,
глухой крик под водой, чтобы снова все изобрести

чтобы снова, как верная тварь,
как самый красивый самец
идти за чахоточным запахом
хочешь знамя, это знамя чужой, знамя несчастной борьбы
я хочу, чтобы ты отступала, чтобы мучалась, чтобы плакала
я хочу, чтобы сталкивались, чтобы взрывались
воздушные корабли

я не знаю откуда я вышел, но точно знаю, идти недолго
я не знаю страны, я не вижу вокруг себя стен
я считаю, что твоя кожа измазана током,
я считаю, что
ангелы фотокамер
впились в твои царапины.
пусть доделают то, что я не успел.

если выпустить воздух,
если вынырнуть,
если взять мокрое
полотенце,
будет холодно,
кажется, холод трезвит
стоит пытаться согреться?
разломанный угол, изгиб,
я пытаюсь дышать через силу.

слишком красивая тварь среди всех остальных,
слишком недостаточно красив
для этого мира

Еще могу поделиться дипломной работой об эстетике и политике

Её я вроде нигде и не выкладывал

Новости по сборнику:

Если кто пропустил, я собирал деньги на планете и даже их собрал (спасибо вам всем!)

Мы его готовим. Сейчас занимаемся версткой. Я абсолютный профан в этой хуйне (а еще пытаюсь сэкономить, но сэкономить не ценой качества, а ценой времени!) поэтому все тянется гораздо дольше, чем ожидалось!

Но сборник выйдет, выйдет обязательно, как бы я не разочаровывался в себе, мне придется это сделать!

Поэтому все, кто задонатил, получат свои копии с подписью (или без)!

После же они получат приглашения на презентацию-перформанс

Я попытаюсь сделать охуенно!

Надо  – поймите – чтобы душа метала тело в огонь, как брандер, против неприятеля...

22 декабря 1876 родился Филиппо Томмазо Маринетти – основатель футуризма, поэт и аэрохудожник.

Русский футуризм, конечно, насыщеннее и интереснее итальянского, но про связь русского и итальянского, большевизма с другим словом на Ф, про отличия правого искусства от левого и многое другие можете почитать в этом моем эссе:

https://telegra.ph/Soldaty-stilya-Pochemu-Mayakovskij-fashist-03-15

выход из зала, где каждый периметр равен
четверти солнца, одной второй сталинки,
с потолками, в три с половиной
а может быть три и семь
город лыбится рваной равниной
город ловит за хвост свою тень

я смотрю в окно,
перспектива из маленькой кухни
белый дом, и река как симптом
бесконечной болезни, мухи
друг друга грызут
за стеклом
как конечная станция электрички
как пункт назначения.
метро
закрывается слишком рано
и может,
мне все равно,
все равно,
когда рана
последняя рана ––
превратится в кино.

тираж моей следующей книги
не превысит и нескольких сотен
строит гримасы московская осень
строит клетчатым ноябрем
снежным ливнем
Втроем-вчетвером,
Где-то вклиниться, у кого-то спросить:

“как бы снял Москву Дэвид Линч?
знаешь, ты была бы его героиней:
от Смоленской, от  голубой
до другой, до Смоленской синей”

китч!
от нуля до издержек времени.
власть: от нуля до всех прочих нулей.
маяковский, афиши ГУМа,
плотный движ,
опостылая лень
ледяное молчание возле
империя мрачных вопросов
империя женских ресниц
я люблю запах русской столицы

хочется измельчиться!
последней картинкой
последним твои восторгом
последней картотнкой
с рисунком Кремля

у меня
ничего не осталось
впрочем, у тебя тоже
московская осень гложет
московская осень колко
вонзается в пятки осколком

плетью неонов,
кромкой запахов человека,
парфюмеры из мира
московских кафешек
и клубов

“ты ангел, ты Бог”
от весны до шоурумов
Егор Летов, Сергей Минаев
цуна-
ми
из образов

в проклятой комнате
в своей сталинке
потолки: три и семь

я впущу, я открою дверь
постелю тебе
хочешь спать?
я усну на полу
Белый Дом из окна
как открытка, как на картинке
я смотрю в потолок, я шепчу
как шпион в “Атомной блондинке”:
“я люблю…
я люблю Москву!”

выйти в окно,
и без зеркала.
так, чтоб в него не смотрясь
чтобы по всем стеклянным поверхностям
русской азией томная вязь
заискрилась полуночной пропастью
заискрилась последним звонком
я бью в гонг вертолетных лопастей,
я сажусь на поломанный трон

русской томностью вязевой азия
русским солнцем последним на флаге времен
каждый раз — как орнамент джазовый
как тревожный кошмарный сон

я стреляю из бойниц по окнам
по стеклянным рукам небоскребов
я пытаюсь быть Эдуардом Лимоновым
я пытаюсь глупым, детским, суровым

я пытаюсь Борисом Савинковым
бросаться в пролеты клеток
лестничных клеток,
тяжелым животным
тяжелым и ценным камнем
камнем Лубянки — цепок
я пытаюсь последний тост
сказать, помолиться, потребовать
в собственность
ку—
знецкий мост

вспоминая недавнюю радость
вспоминая недавний позор
от меня ничего не осталось
Москва — оружейный затвор
Москва — магазин и порох
Молодость… Молодость.. Молод
Я был молод, когда
Превращался в мешки с вещами
Из своей московской общаги

В августе обжигает
В августе стайки солнечных чаек
Штурмуют багровое море

Никто и не знает кроме
Кроме меня, меня
Никто и не знает как
На руках ласковой томной кошкой
Нежится
город
Москва

***

кончился запас выпивки
крики
соседей снизу
крики
соседей сверху
бесконечный Маврикий
лыбится,
корчит Мекку
корчит массу паломников
я пытался быть сильным
я пытался пить
слишком крепкое
я пытался сделать так,
чтобы ты хотела:  

я снял квартиру,
покупал пластинки
и даже кассеты

знаешь, знаешь, ты знаешь?
что кассеты сейчас мало кто выпускает?

каюсь, что большего толком и не было
только небо, небо цвета последнего черного
прокопченного снега
снега заводов замкадья
снега ревности, зависти
снега измен
я уверен, ты вер—
ишь,
что скоро изменится
детство,
и ты будешь стоять одна
одна между дырявых
червивых стен

и ты будешь стоять одна
и Москва будет между прочим
и Москва будет воем волчьим
и Москва будет как-то так
пошлый выбор:
рай — ад
пошлый выбор:
ты — или другая
знаешь, знаешь, ты знаешь?
у неё больше грудь
у неё тоньше ноги
я смотрю на цветной бульвар
и как Достоевский
с помощью логики
убеждаю с собой переспать

кровать,
новое красное, снова сухое
я не знаю, кто из них стоит
моих стихов
я люблю этот город за кров
я люблю этот город за кровь
и за власть,
за кромешную власть над чужими телами

те, кого я любил не поймут
да они никогда и
не
понимали

Кратко о 2019 — наихуйвейший год из всех возможных.

Вот.

так задумано — все будет хуже
я выкурил семь сигарет подряд
как игрушечный тигр с оторванной лапкой
вышел из строя мой аппарат
передачи-приёма эмоций
меня колесует солнце
на каждый год жизни — по порции:
двадцать один

крохотный комнатный исполин
привяжет нас к батарее
приспустит все флаги на реях
и будет швыряться объедками

мы несколько раз умирали чужую смерть
и влюблялись мы в тех
кого кто-то
любил
до этого

каждый звонок в 4 утра,
когда
ты боишься дойти до своей остановки
за тысячи километров
от Кремля до Покровки
напротив, совсем немного
дойти, взгромоздиться, добраться до Бога
по горке из тел, по равнинам из трупов
наверное, я слишком глупый
но все-таки, требую, знай
этим
серым,
издохшим утром
мы отвоевывали рай

мы отвоевывали рай
за каждую твою татуировку
за нашу Маросейку и Покровку
за улицы,
где ты не будешь,
где ты не была
мы рвали ангелов,
мы резали слова,
с которых начинался мир,
в котором
ты меня узнала

сначала!
с самого начала
и до конца:
здесь будем только мы

окружены,
мы – призраки войны  
та – бесконечная южная вьюга,
откуда
мы вышли…
нам пришлось выломать дверь
от —
мель зеркал
такая далекая

брак в Швейцарии,
пред-
свадебные заботы
мертвая зыбь

никогда не забыть.
ангелы
протыкают нас копьями
душат нас
своими шнурками
мы задыхаемся под потолками

за тысячи километров –
знай

мы отвоевывали,
отвоевывали рай
сначала были мы
и больше никого
сначала...

мы отвоевывали рай,
чтобы я был с тобой
но тебя не было

сначала не было
потом —
тебя не стало

Зеленский первый на постсоветском пространстве креативно обыграл формат новогоднего обращения:

https://www.youtube.com/watch?v=fTDWZWOClJI

В 1989-1990 я ходил в первый класс. Это была, что называется, «хорошая» школа, многие дети там уже ходили в музыкалку, и каждый урок музыки у нас начинался с вопроса: ну что, не хочет ли нам кто-то сыграть? Самый талантливый, Женя, садился и нарезал на пианино что-то сложное. Андрей, попроще, старательно пыхтел, изображая «К Элизе». Я же в музшколу не ходил — зато у меня было воображение.

И однажды вечером я решил, что ничуть не хуже. Что Бетховена хоть не сыграю — зато сам что-нибудь сочиню и исполню. В голове немедленно родилась индустриальная симфония: шум города, крики прохожих, звук сталкивающихся автомобилей. А потом все замирают и поднимают головы — потому что над городом завис вертолет. Я записал все это на бумаге. Я назвал это «концерт для вертолета с оркестром». А когда на уроке спросили, кто может сыграть, я поднял руку и сказал: я могу. Учительница недоверчиво покачала головой, но к инструменту пустила.

Тогда я в первый раз увидел вблизи пианино. Клавиатура вдруг оказалась очень большой, а мои руки — очень маленькими. Но я не подал виду, положил свои записи на пюпитр, и уверено начал долбить по клавишам, изображая шум города. Маринетти бы одобрил. Ну а потом, когда город достаточно пошумел, я изобразил вертолет — тремоло на басовых. На место садился в полной тишине: наша учительница была незнакома ни с индастриалом, ни с серийной двенадцатитоновой техникой. К пианино меня больше не подпускали.

Да, а потом я узнал, что культовый немецкий композитор Карлхайнц Штокхаузен написал свой Helicopter — Streichquartett в 1995 году, то есть ровно через 5 лет. Но тогда уже было поздно.

https://t.me/realradioafrica/7730

лошади цвета тумана; лошади твоих рук
каждой лошади — по узде, по пылинкам — копытный стук
каждой лошади по наезднику,
кадому человеку — по другу
я направляю своих лошадей:
от северо-запада к югу

я направляю своих лошадей
на штурм всех известных созвездий
взрываются колесницы, лошади —
так интересней
так интересней, если
разбредаются в разные стороны,
пеня морды взъеренные кони

я помню, как в детстве мне
вместо живого пони
подарили лошадку из пластика
тогда
я посчитал, что это предательство,

окончательно,
разойдутся по барам планеты,
я открою огонь из беретты
по телам человека
по женским словам

мой черный вигвам
не вытерпит лишних усилий
серый бог твоих глаз сел на мель, он закрыт в карантине
серый сон её тела зависнет на скулах трущоб,
мертвый конь для тебя, мертвый ты — для любимого или любимой
мертвым утром рыбак превращает соленую воду — в улов

конь боджек засыпает, упившись, в бассейне под  музыку типа «блюр»
реализм — это то, что всегда с тетрадной пометочкой «сюр»
мои кони умрут от жажды,
вода в океане — соленая
мои лошади, мои лошади
перебитые, раскаленные

упадут
у чернильного края, у вселенского очага
и польется густая кровь
и лошади выпьют друг друга
                                            до дна

ты отсыплешь немного овса,
за глаза назовешь меня идиотом
мои лошади с пробитыми черепами
обливаются
потом

мои лошади уже вырвались
за владения неба

я иду по улице без фонарей
я иду по хрустящему снегу

Уэльбек это очень нужное. Это слишком нужное. Пожалуй, это единственно нужное. Вот.

https://t.me/RottenKepkenChannel/5032

А да, кстати, напоминаю

Мой первый и единственный поэтический перевод — это перевод Уэльбека

Слишком много отсебятины, но все равно гораздо лучше того, который опубликован в одноимённом романе

ВОЗМОЖНОСТЬ ОСТРОВА

Моя старая, старая жизнь. Дать
первое слово — нарушить,  
Любовь-инвалид, мне нужно…  
Любовь-инвалид,
вернись.

Вернись. Я должен был, я должен буду помнить.  
Я должен помнить: лучшее — тогда,  
когда, играясь ломтиками счастья,  
соединяются —
разъединяются тела.  

Я чувствую, как заливаюсь дрожью.  
Вечно зависимый, я знаю как дрожать,  
Волнение не быть, как сложно…  
Как солнце бьет по краю. Не спеша...  

Любовь — это бесчеловечно просто,  
Любовь — все сразу. Все и ни о чем.  
Как вспышка, раздирающая воздух,  
Возможность острова
в светлейшем из времен.

Мишель Уэльбек, перевод Сергея Изотова.