Платон сидел, незаметный, с краю, и стенографировал всё, что говорят старшие. А про себя думал: «Блядь, чё за хуйня вообще? Бред какой-то полный. В начале разговора они ещё нормально втирали, а сейчас совсем какая-то ахинея пошла. И хули я тут эти бухие базары записываю? К концу они, наверное, вообще абсолютную дичь нести будут. Начали за здравие, а теперь они гонят про голых баб, которые должны по стадиону бегать, про какие-то металлы в душах, одна история охуительнее другой. Пиздец бля».
Так думал Платон, но, тем не менее, молча записывал всё, что слышал.
