https://vk.com/@derrunda-korm-slabosti
Для тех, кому удобнее формат статьи
Size: a a a
2021 January 21
2021 January 22
derrunda
Пример приложения аргументации:
Превалирующее в мотивации намерение получить награды, совмещенную с устраивающим удобством и перспективами в какой-то среде/организации, не избавляет от репутации места деятельности, рода деятельности и не вычищает нравственный облик. А напротив - о нем и свидетельствует, дополняя биографию человека и демонстрируя иерархию ценностей.
Превалирующее в мотивации намерение получить награды, совмещенную с устраивающим удобством и перспективами в какой-то среде/организации, не избавляет от репутации места деятельности, рода деятельности и не вычищает нравственный облик. А напротив - о нем и свидетельствует, дополняя биографию человека и демонстрируя иерархию ценностей.
2021 January 23
2021 January 25
Сегодня стрим в 23:00 мск
Сайберпанк, общение с подписчиками
Сайберпанк, общение с подписчиками
Про Юнгера к нашему обсуждению "Через линию" из закрытого раздела Дискорда:
Мы сошлись на том, что упомянутая в заголовке линия - нигилистическое состояние, захватывающее институты общества, включая само государственное устройство. Имеет значение масштаб, охарактеризованный в "Тотальной мобилизации" в качестве индивидуального уровня: каждый человек в отдельности становится носителем нигилистических умонастроений и обнаруживает эту линию фронта внутри себя, обостряющую ощущение человеческого. Перемены начинают исходить из разрозненной совокупности людей, организующихся схожими решениями. Похожую тенденцию мы находим и в эссе "Через линию": Юнгер приступает к артикуляции присутствия свободы и ее самооткровения в процессе индивидуальных и общественных метаморфоз.
Нигилистическая тенденция опознается не в качестве рубежной черты, резко отделяющей старый мир от нового. Она представляет собой протяженный и в своей продолжительности неопределенный отрезок, но ввиду особой напряженности относимый к несущему внутри себя идею усилия словосочетанию: "через линию".
Сам нигилизм сулит перспективы, вовлекающие особый корпус ценностей, восходящий к Ницше. Высшие ценности Ницше, раскрываемые через инверсию в смещении ориентиров от "потустороннего" к "посюстороннему", возводят в иерархии на высшее положение жизненные (витальные) ценности. То, что надлежит рассматривать вне категорий "добра" и "зла" у Ницше, а в контексте Юнгера - как открытия индивида, оказавшегося в обостренной и экстренной ситуации в переустроенном мире. Их Юнгер называет фундаментальными идеями, скорее относя к первичному и естественному для человека, происходящее из естества жизни.
Их крушение, закрепленное в структурных связях внутри общества, сопровождается и самостоятельным открытием этих самых ценностей, при котором усилие на себя прежде брали традиция и государство, снимая с каждого по отдельности полноту проблем в задаче "быть" в мире.
Юнгер был представителем консервативной революции, состоя в оппозиции нацистскому правительству. Однако его относят к национал-анархистам. Понятие "анархист" у него неоднократно всплывает в тексте, а если ориентироваться на вышесказанное, то оно быстро приходит на ум. Индивидуальный импульсы способствуют разделению общества и его реорганизации, сближающей людей по иным принципам. В "Через линию" мы могли наблюдать такие формы свободы по утверждению и обнаружению себя в любви, дружбе, смерти. Вспомним о гештальте. К наиболее знаменитому определению гештальта относят "целое, которое больше составляющих его частей". Что, на мой взгляд, отвечает за эту пристройку к понятию "анархиста", форме организации при снятом государственном устройстве.
Техника обладает структурной властью, имея в перечне предоставляемых ей возможностей генетические модификации, продление жизни, истребление - оказывая воздействие на бытие человека, форму существования и присутствия в мире.
Приложу отрывок из эссе Михайловского к публикации "Ухода в лес" про анархиста, чтобы воздержаться от перефразирования.
"Черты Лесного странника позднее отразятся в концепции «партизана» Карла Шмитта, который будет подчеркивать «теллурический характер» его политической вовлеченности, а сам Юнгер интегрирует их в фигуру Анарха. В отличие от анархиста, активно и открыто протестующего против государственных порядков, Анарх — так объясняет слово сам автор — уклоняется от внешнего обнаружения своей позиции и практикует радикальную форму внутренней свободы. Поэтому допустимо рассматривать Уход в Лес как своего рода меморандум партизана или Анарха. Это не инструкция, что лежит в специальном ящичке на случай наступления emergency state, а именно уникальный жизненный опыт одиночки, зафиксированный в слове для тех, кто, подобно Мануэлю Венатору из «Эвмесвиля», учится искусству ускользания из сетей Левиафана и одновременно, как сторонник и защитник своего удела (таково настоящее значение романского корня в словах partisan, partigiano) обустраивает неподконтрольное тому пространство, то есть «умножает хитрость».
Мы сошлись на том, что упомянутая в заголовке линия - нигилистическое состояние, захватывающее институты общества, включая само государственное устройство. Имеет значение масштаб, охарактеризованный в "Тотальной мобилизации" в качестве индивидуального уровня: каждый человек в отдельности становится носителем нигилистических умонастроений и обнаруживает эту линию фронта внутри себя, обостряющую ощущение человеческого. Перемены начинают исходить из разрозненной совокупности людей, организующихся схожими решениями. Похожую тенденцию мы находим и в эссе "Через линию": Юнгер приступает к артикуляции присутствия свободы и ее самооткровения в процессе индивидуальных и общественных метаморфоз.
Нигилистическая тенденция опознается не в качестве рубежной черты, резко отделяющей старый мир от нового. Она представляет собой протяженный и в своей продолжительности неопределенный отрезок, но ввиду особой напряженности относимый к несущему внутри себя идею усилия словосочетанию: "через линию".
Сам нигилизм сулит перспективы, вовлекающие особый корпус ценностей, восходящий к Ницше. Высшие ценности Ницше, раскрываемые через инверсию в смещении ориентиров от "потустороннего" к "посюстороннему", возводят в иерархии на высшее положение жизненные (витальные) ценности. То, что надлежит рассматривать вне категорий "добра" и "зла" у Ницше, а в контексте Юнгера - как открытия индивида, оказавшегося в обостренной и экстренной ситуации в переустроенном мире. Их Юнгер называет фундаментальными идеями, скорее относя к первичному и естественному для человека, происходящее из естества жизни.
Их крушение, закрепленное в структурных связях внутри общества, сопровождается и самостоятельным открытием этих самых ценностей, при котором усилие на себя прежде брали традиция и государство, снимая с каждого по отдельности полноту проблем в задаче "быть" в мире.
Юнгер был представителем консервативной революции, состоя в оппозиции нацистскому правительству. Однако его относят к национал-анархистам. Понятие "анархист" у него неоднократно всплывает в тексте, а если ориентироваться на вышесказанное, то оно быстро приходит на ум. Индивидуальный импульсы способствуют разделению общества и его реорганизации, сближающей людей по иным принципам. В "Через линию" мы могли наблюдать такие формы свободы по утверждению и обнаружению себя в любви, дружбе, смерти. Вспомним о гештальте. К наиболее знаменитому определению гештальта относят "целое, которое больше составляющих его частей". Что, на мой взгляд, отвечает за эту пристройку к понятию "анархиста", форме организации при снятом государственном устройстве.
Техника обладает структурной властью, имея в перечне предоставляемых ей возможностей генетические модификации, продление жизни, истребление - оказывая воздействие на бытие человека, форму существования и присутствия в мире.
Приложу отрывок из эссе Михайловского к публикации "Ухода в лес" про анархиста, чтобы воздержаться от перефразирования.
"Черты Лесного странника позднее отразятся в концепции «партизана» Карла Шмитта, который будет подчеркивать «теллурический характер» его политической вовлеченности, а сам Юнгер интегрирует их в фигуру Анарха. В отличие от анархиста, активно и открыто протестующего против государственных порядков, Анарх — так объясняет слово сам автор — уклоняется от внешнего обнаружения своей позиции и практикует радикальную форму внутренней свободы. Поэтому допустимо рассматривать Уход в Лес как своего рода меморандум партизана или Анарха. Это не инструкция, что лежит в специальном ящичке на случай наступления emergency state, а именно уникальный жизненный опыт одиночки, зафиксированный в слове для тех, кто, подобно Мануэлю Венатору из «Эвмесвиля», учится искусству ускользания из сетей Левиафана и одновременно, как сторонник и защитник своего удела (таково настоящее значение романского корня в словах partisan, partigiano) обустраивает неподконтрольное тому пространство, то есть «умножает хитрость».
Юнгер несомненно находится в традиции эстетического воспитания, восходящей ещё к Фридриху Шиллеру. И в этом смысле цель эссе — вызвать изменения во внутреннем существе человека, не давая никаких конкретных рекомендаций.
Стало быть, Ушедший в Лес — это третья мифическая фигура, которая приходит на смену Неизвестному Солдату и Рабочему, человеческому типу, без остатка встроенному в мир техники, организации и управления. Он получит имя Анарха в романе «Эвмесвиль» (1977). В постисторическом и постгуманистическом состоянии позднего модерна, где гарантии либеральных свобод прекрасно сочетаются с «паноптическими» техниками управления, нацеленными на тотальное дисциплинирование, контроль и надзор за публичной и частной жизнью граждан, Анарх хранит знание о трех спасительных силах, создающих неподконтрольное Левиафану пространство. Первая сила — это любое учение о трансценденции, вторая — любовь, третья — мусическая жизнь (или просто творчество). Вопрос о том, можно ли вообще противостоять планетарному «мировому государству», могуществу масс кажется неразрешимым лишь тем, кто подвержен сильному оптическому обману прогресса. Иллюзия неуклонно возрастающего комфорта и безболезненного существования приводит к тому, что подавляющее большинство людей уже не желает свободы, вернее, начинает даже бояться её. Анарха же, как и Ушедшего в Лес, отличает нестерпимая жажда свободы."
Стало быть, Ушедший в Лес — это третья мифическая фигура, которая приходит на смену Неизвестному Солдату и Рабочему, человеческому типу, без остатка встроенному в мир техники, организации и управления. Он получит имя Анарха в романе «Эвмесвиль» (1977). В постисторическом и постгуманистическом состоянии позднего модерна, где гарантии либеральных свобод прекрасно сочетаются с «паноптическими» техниками управления, нацеленными на тотальное дисциплинирование, контроль и надзор за публичной и частной жизнью граждан, Анарх хранит знание о трех спасительных силах, создающих неподконтрольное Левиафану пространство. Первая сила — это любое учение о трансценденции, вторая — любовь, третья — мусическая жизнь (или просто творчество). Вопрос о том, можно ли вообще противостоять планетарному «мировому государству», могуществу масс кажется неразрешимым лишь тем, кто подвержен сильному оптическому обману прогресса. Иллюзия неуклонно возрастающего комфорта и безболезненного существования приводит к тому, что подавляющее большинство людей уже не желает свободы, вернее, начинает даже бояться её. Анарха же, как и Ушедшего в Лес, отличает нестерпимая жажда свободы."
2021 January 27
Вот как, по свидетельству поэта Августа фон Платена, праздновал в 1822 г. этот день сам философ:
«Двадцать седьмого числа прошлого месяца был день рождения Шеллинга. Мы поздравили его утром. Вечером Шуберт устроил небольшой праздник, на котором присутствовало несколько профессоров. Бёттигер, наш новый историк — скучный болтун. Хотя из-за этого общество было не вполне гармоничным, а женщины сидели за отдельным столом, но все же пунш под конец привнес немного живости. Напротив, накануне вечером Голуховский дал ужин в «Ките», во время которого все вели себя куда непринужденнее. Кроме Шеллинга, Шуберта и Пфаффа, был еще врач г-жи фон Шеллинг, профессор Флейшман, в чьем ботаническом саду так часто собираются летом. Пфафф сыпал превосходнейшими остротами, так, например, однажды он провозгласил тост: «Cras ingens iterabimus aequor!». Самого Шеллинга я никогда не видел таким веселым. Он даже затянул песню: «Allons, enfants de la patrie!», что доставляло ему большое удовольствие в годы его юности».
А вот как описывает тот же день Паулина Шеллинг в письме Юлии Готтер от 30 января 1822 г.
«День рождения на этот раз прошел по-настоящему торжественно, поляк устроил большой пир, чтобы отпраздновать его еще накануне, и заказал ужин в Ките, куда, кроме нас, были приглашены ближайшие друзья Пфафф, Шуберт, Флейшман и Платен. Общество доставили в экипаже, и все было накрыто самым роскошным образом. Было очень весело и приятно, шампанское и остроумие Пфаффа сделали свое дело. К десерту пришли и дети. В сам день рождения мы были на ужине и пунше у Шубертов, где, наряду с уже названными друзьями, нашли также Бюхеров, Бёттигеров и Кастнеров. Дети прибежали к отцу рано утром — Пауль с латинским стихотворением, Фриц — с немецким, Лина — со связанными ею чулками, а малышка — с букетом цветов».
(письма - via Резвых Пётр Владиславович)
«Двадцать седьмого числа прошлого месяца был день рождения Шеллинга. Мы поздравили его утром. Вечером Шуберт устроил небольшой праздник, на котором присутствовало несколько профессоров. Бёттигер, наш новый историк — скучный болтун. Хотя из-за этого общество было не вполне гармоничным, а женщины сидели за отдельным столом, но все же пунш под конец привнес немного живости. Напротив, накануне вечером Голуховский дал ужин в «Ките», во время которого все вели себя куда непринужденнее. Кроме Шеллинга, Шуберта и Пфаффа, был еще врач г-жи фон Шеллинг, профессор Флейшман, в чьем ботаническом саду так часто собираются летом. Пфафф сыпал превосходнейшими остротами, так, например, однажды он провозгласил тост: «Cras ingens iterabimus aequor!». Самого Шеллинга я никогда не видел таким веселым. Он даже затянул песню: «Allons, enfants de la patrie!», что доставляло ему большое удовольствие в годы его юности».
А вот как описывает тот же день Паулина Шеллинг в письме Юлии Готтер от 30 января 1822 г.
«День рождения на этот раз прошел по-настоящему торжественно, поляк устроил большой пир, чтобы отпраздновать его еще накануне, и заказал ужин в Ките, куда, кроме нас, были приглашены ближайшие друзья Пфафф, Шуберт, Флейшман и Платен. Общество доставили в экипаже, и все было накрыто самым роскошным образом. Было очень весело и приятно, шампанское и остроумие Пфаффа сделали свое дело. К десерту пришли и дети. В сам день рождения мы были на ужине и пунше у Шубертов, где, наряду с уже названными друзьями, нашли также Бюхеров, Бёттигеров и Кастнеров. Дети прибежали к отцу рано утром — Пауль с латинским стихотворением, Фриц — с немецким, Лина — со связанными ею чулками, а малышка — с букетом цветов».
(письма - via Резвых Пётр Владиславович)
