Стела «Ладья», открытая в 1986 году к 400-летию Самары. Неплохой образец памятников той эпохи.
Из воспоминаний Шершеневича:
«В каждом городе существует Пушкинская или Гоголевская улица. Однако ни в одном городе нет Есенинской или улицы Мариенгофа.
Почему это происходит, если слава и талант Есенина, как и Мариенгофа, не уступают славе и способности Пушкина или Гоголя? Откуда эта косность российских городов?
Она проистекает от того, что таковых улиц нет в столице, в Москве. Если их нет, значит, они должны быть!
Имажинисты отправляются в магазин и заказывают нормальные эмалированные дощечки улиц: „Улица Есенина“, „Улица Кусикова“, „Улица Мариенгофа“, „Улица Шершеневича“. На вопрос продавщика: „Кто эти люди и почему в их честь переименовываются улицы?“ — мы отвечаем, удовлетворяя любопытство:
— Это красные партизаны, освободившие Сибирь от Колчака!
Через некоторое время дощечки готовы. Кусиков расплачивается за них. Мы идем на заседание: надо распределить улицы.
Я получаю Никитскую, на которой я живу. По тому же принципу Мариенгоф получает Петровку. Есенин и Кусиков обхаживают друг друга в отношении Тверской. Есенин больше упирает на свою гениальность, Кусиков на то, что за дощечки платил он. Не помню, как именно, но Рязань и тут обошла Армавир. Кусиков удовлетворился Дмитровкой.
И снова под покровом ночи мы идем прикреплять дощечки. Мариенгоф прибивает свою прямо на здании Большого театра.
Дощечки не имели того шумного успеха, на который мы рассчитывали. Их не заметили. В Москве не смотрят на названия улиц… Тверская сохраняла название Есенинской чуть ли не месяцы.
Кусиков усиленно пропагандировал Дмитровку. Он нанимал извозчика на Кусиковскую. Тот отрицал существование таковой. Кусиков скрепя сердце пояснял:
— Бывшая Большая Дмитровка!
Подъехав к углу, где висела его дощечка, он торжественно показывал извозчику:
— Видишь, я прав! Вот читай сам: Кусиковская!
— А нам ни к чему! Я неграмотный! …»
