В те годы в каждой криминальной редакции на телевидении или в гезете были радисты. У них стояли мощные сканеры, и они слушали эфир милиции, пожарных, скорой помощи.
В ту ночь, на 13 сентября, у меня было очень тихое дежурство. Бытовое убийство, какой-то мелкий пожар. А потом в один момент все три сканера закричали на разные голоса:
- Все свободные экипажи на Каширское шоссе. Дом восемь. Срочно, много пострадавших.
А потом в эфире прозвучало слово 'взрыв'.
Я думал, что после Гурьянова не может быть ничего страшнее. На Каширке было. Дом ведь взорвали небольшой, одноподъездный. От него не осталось ничего. Груда битого кирпича.
Точнее жуткое месиво. Кирпич, предметы обихода, куски мебели, одежда, бетонные плиты, детские игрушки.
Мы снимали, выходили в прямой эфир, снимали дальше. Часов в 11 утра приехали сменные группы.
Когда мы выходили из оцепления, меня остановили молодые ребята, парень с девушкой. Их не пускали милиционеры к разрушенному дому.
- Скажите, вы не знаете, там выжившие есть? У нас там мама живёт.
Я не знал, что им ответить. Сказать, что там груда кирпича? Что единственного выжившего взрывом выкинуло через окно? Я сказал как мог.
- Не знаю, ребята. Погибших очень много. Очень.
Двадцать лет прошло, а все в деталях помню. И вряд ли когда забуду.
https://t.me/nazad90/1764