ЖП
Новоиспечённый либертарианец Егорка Жуков рассказывает Гордону, что референдум в Крыму проходил под «дулом пистолета». Идиот.
Два пидараса
Size: a a a
2020 June 08
ЖП
Ну и морду Гордон скорчил😂
ЖП
Будто какой-то геноцид обсуждают или его личное горе
ЖП
С такой болью в сердце головой кивает
AO
Что? Просвирнин в 2013 пиарил ставропольских соратников Корчинского и Ильи Пономарёва, выступавших за присоединение Ставрополья к Украине.
И крыловское НДП их поддерживало.
Не знали?
И крыловское НДП их поддерживало.
Не знали?
Это кого же?
2020 June 09
iv
Русским патриотам дают срок,за акцию прямого действия
iv
Переслано от igor vitya
G
Р
Сообщают о задержании "Малого". Это герой обороны Славянска, мой первый командир в Семёновке (я подробно писал о нём в книге "85 дней Славянска"). Будем разбираться.
Р
Не понимаю на каком языке и о чём вы говорите.
Не в курсе что происходит в вашей тусовке.
Но говорить вам о результатах деятельности не стоит, так как вы даже не имеете представление о предмете разговора.
А кого это я назвал стукачами?
По именам пожалуйста.
И с цитатами!
Не в курсе что происходит в вашей тусовке.
Но говорить вам о результатах деятельности не стоит, так как вы даже не имеете представление о предмете разговора.
А кого это я назвал стукачами?
По именам пожалуйста.
И с цитатами!
Ты всех обвиняешь, не притворяйся.
Р
«А где это я всех обделал» А везде.
Р
и на личессе турнир блэк лайвс меттер)))
Р
Про социал-демократическую Европу и Солженицына
Всегда буду превозносить книгу Тони Джадта «Postwar: A History of Europe Since 1945» — настолько это прекрасный труд о послевоенной истории Европы. Всем рекомендую найти — купить или скачать — и прочитать. А вот кусочек оттуда про то, как публикация книги Солженицына повлияла на левых в Западной Европе.
«Если бы кто-то искал символический момент, когда „социал-демократическая“ эпоха в Европе была завершена (или, точнее, ощущение её значимости), тот момент, в котором самопонимание послевоенной Европы изменилось, то он бы нашёл его в Париже. 28 декабря 1973 года в печать вышла первое западное издании книги Александра Солженицына „Архипелаг ГУЛАГ“.
Рецензируя английский перевод книги в „Гардиан“, У. Л. Уэбб писал: „Жить сейчас и не знать эту работу — значит быть своего рода историческим дураком, упускающим важнейшую часть сознания эпохи“. Ирония, как признавал и сам Солженицын, заключалась в том, что главная мысль книги -(„реально существующий социализм — это варварское мошенничество, тоталитарная диктатура, опирающаяся на рабский труд и массовые убийства“), едва ли было новым.
Сам Солженицын уже писал об этом предмете, как и бесчисленные жертвы, выжившие, свидетели и учёные. „Архипелаг ГУЛАГ“ добавил сотни страниц подробностей и данных к более ранним свидетельствам, но по своему моральному рвению и эмоциональному влиянию он явно не был большим свидетельским свидетельством, чем „Крутой маршрут“ Евгении Гинзбург, опубликованном в 1967 году; „Воспоминания“ Маргарет Бубер-Нойманн об её жизни в советских и нацистских лагерях, впервые опубликованные на немецком языке в 1957 году; рассказ Вольфганга Леонхарда или даже более ранние разрушения советского мифа Виктора Сержа и Бориса Суварина.
Но дело бы в конкретном моменте публикации. Интеллектуальной критики коммунизма всегда было много; однако её влияние в течение многих десятилетий было ослаблено широко распространенным желанием в Западной Европе (и, как мы видели, в Восточной Европе в течение 1960-х годов) найти что-то хорошее, пусть даже и не идеальное, в той буре государственного социализма, которая прокатилась по большей части континента с тех пор, как он впервые обрушился на Россию в 1917 году.
„Антикоммунизм“, какими бы ни были его реальные или выдуманные мотивы, сталкивался с серьёзным препятствием: он бросал вызов истории и прогрессу, упускал из виду „большую картину“, отрицал исторические различия, связывая государство демократического всеобщего благоденствия с коллективистским проектом коммунизма.
Вот почему противники послевоенного консенсуса были настолько маргинализированы. Говорить (как это делал Хайек и другие), что ограничение рынка для общего блага было не только неэффективно, но и вело к крушению свобод. Даже противники коммунистической диктатуры, такие как Артур Кестлер, Раймон Арон, Альбер Камю или Исайя Берлин, пытались настаивать на разнице между социал-демократическими реформами для общего блага и партийными диктатурами, установленными во имя коллективистского мифа.
Когда „Архипелаг Гулаг“ был опубликован на французском языке, ежедневная коммунистическая газета „Юманите“ раскритиковала его, напомнив читателям, что, поскольку „все“ уже знают всё о Сталине, любой, кто вновь пишет об этом, может быть мотивирован лишь „антисоветизмом“. Но обвинение в „антисоветизме“ теряло свою силу. После советского вторжения в Прагу, а также после искажения Китаем новостей о Культурной революции, фундаментальное осуждение Солженицыным всего коммунистического проекта звучало правдоподобно, даже, возможно, особенно для бывших сочувствующих».
Всегда буду превозносить книгу Тони Джадта «Postwar: A History of Europe Since 1945» — настолько это прекрасный труд о послевоенной истории Европы. Всем рекомендую найти — купить или скачать — и прочитать. А вот кусочек оттуда про то, как публикация книги Солженицына повлияла на левых в Западной Европе.
«Если бы кто-то искал символический момент, когда „социал-демократическая“ эпоха в Европе была завершена (или, точнее, ощущение её значимости), тот момент, в котором самопонимание послевоенной Европы изменилось, то он бы нашёл его в Париже. 28 декабря 1973 года в печать вышла первое западное издании книги Александра Солженицына „Архипелаг ГУЛАГ“.
Рецензируя английский перевод книги в „Гардиан“, У. Л. Уэбб писал: „Жить сейчас и не знать эту работу — значит быть своего рода историческим дураком, упускающим важнейшую часть сознания эпохи“. Ирония, как признавал и сам Солженицын, заключалась в том, что главная мысль книги -(„реально существующий социализм — это варварское мошенничество, тоталитарная диктатура, опирающаяся на рабский труд и массовые убийства“), едва ли было новым.
Сам Солженицын уже писал об этом предмете, как и бесчисленные жертвы, выжившие, свидетели и учёные. „Архипелаг ГУЛАГ“ добавил сотни страниц подробностей и данных к более ранним свидетельствам, но по своему моральному рвению и эмоциональному влиянию он явно не был большим свидетельским свидетельством, чем „Крутой маршрут“ Евгении Гинзбург, опубликованном в 1967 году; „Воспоминания“ Маргарет Бубер-Нойманн об её жизни в советских и нацистских лагерях, впервые опубликованные на немецком языке в 1957 году; рассказ Вольфганга Леонхарда или даже более ранние разрушения советского мифа Виктора Сержа и Бориса Суварина.
Но дело бы в конкретном моменте публикации. Интеллектуальной критики коммунизма всегда было много; однако её влияние в течение многих десятилетий было ослаблено широко распространенным желанием в Западной Европе (и, как мы видели, в Восточной Европе в течение 1960-х годов) найти что-то хорошее, пусть даже и не идеальное, в той буре государственного социализма, которая прокатилась по большей части континента с тех пор, как он впервые обрушился на Россию в 1917 году.
„Антикоммунизм“, какими бы ни были его реальные или выдуманные мотивы, сталкивался с серьёзным препятствием: он бросал вызов истории и прогрессу, упускал из виду „большую картину“, отрицал исторические различия, связывая государство демократического всеобщего благоденствия с коллективистским проектом коммунизма.
Вот почему противники послевоенного консенсуса были настолько маргинализированы. Говорить (как это делал Хайек и другие), что ограничение рынка для общего блага было не только неэффективно, но и вело к крушению свобод. Даже противники коммунистической диктатуры, такие как Артур Кестлер, Раймон Арон, Альбер Камю или Исайя Берлин, пытались настаивать на разнице между социал-демократическими реформами для общего блага и партийными диктатурами, установленными во имя коллективистского мифа.
Когда „Архипелаг Гулаг“ был опубликован на французском языке, ежедневная коммунистическая газета „Юманите“ раскритиковала его, напомнив читателям, что, поскольку „все“ уже знают всё о Сталине, любой, кто вновь пишет об этом, может быть мотивирован лишь „антисоветизмом“. Но обвинение в „антисоветизме“ теряло свою силу. После советского вторжения в Прагу, а также после искажения Китаем новостей о Культурной революции, фундаментальное осуждение Солженицыным всего коммунистического проекта звучало правдоподобно, даже, возможно, особенно для бывших сочувствующих».
Р
Р
ER
Р
Михаила Ефремова после допроса отпустили по подписку о невыезде.
В момент принятия решения пострадавший был ещё жив.
В ближайшее время следователь может вынести ходатайство об аресте.
В момент принятия решения пострадавший был ещё жив.
В ближайшее время следователь может вынести ходатайство об аресте.
M
Что? Просвирнин в 2013 пиарил ставропольских соратников Корчинского и Ильи Пономарёва, выступавших за присоединение Ставрополья к Украине.
И крыловское НДП их поддерживало.
Не знали?
И крыловское НДП их поддерживало.
Не знали?
Пруфы в студию.
M
Просвирнин барыга и АПшный
Ну здесь то понятно, пруфов не будет.