110. От практики к теорииРаботая над переводом с французского на русский язык книги Альтюссера «Введение в философию для не-философов», я вспомнил эфир передачи «Школа Злословия» с Толстой и Смирновой, которые пригласили к себе в качестве гостя философа, представителя направления система-мыследеятельностной методологии Петра Щедровицкого.
Как один из тех людей, кто собирается популяризировать работы Альтюссера на территории русскоговорящего сообщества марксистов, я сразу озвучу основную идею, забегая наперед, хоть я и озвучивал ее неоднократно. Меня не интересуют противоречия между теорией и практикой, превалирование одного над другим, более того, я готов внести поправку в ранее сказаное мной утверждение (в заметке №54):
если все, на что можно указать, как опосредованное от теории, в сущности своей является теорией в своих перспективных рассмотрениях; если все, что можно артикулировать — это теория, а все, что нельзя — это тоже артикуляция в виде того, что есть еще что-то такое, что артикуляции не подлежит, то где здесь практика? Указать на теорию — это большая задача для последователей марксизма, скажу я вам. Теория — не рефлексия, не набор инструментов, не последовательность, не категория принципов. Все вышеперечисленное уже является набором речевых практик, практик методологических. Почему речевых, почему методологически?
Для методологов, по крайне мере для Московской школы методологии, мир предметов, мышления и деятельности — это первичный мир, тогда как человеческий — вторичный, и существует в качестве реализации мира мышления и деятельности. Иными словами, человек умеет работать не только с собой, а еще и с внешним телом, создавая из искусственных инструментов контактную зону с окружающим миром, меняя которую он может, как вид приспосабливаться к любым климатическим зонам на планете. Понятие человека невозможно рассматривать не в движении и вне сопряжения социальных явлений. Мы знаем и не знаем о том, какими были «первые люди» лишь потому, что на любую непосредственную не вовлеченность в ситуацию, у нас есть язык трансляции из условного настоящего в прошлое, исследовательских объектов как объектов эпистемологических.
Щедровицкий настаивает, что именно философия произвела онтологию научной деятельности. С его слов, онтология отвечает на вопросы, как устроен мир и как он должен быть устроен, а также, какие способы действия в нем допустимы; как объективация соотносится с различными типами знания и как знание соотносится с уже априори-историческими онтологическими оперированиями объектами. Ведь вне онтологии объектов не существует. Нет никаких объектов, которые сперва лишь созерцались, после чего стали использоваться в научных исследований, но есть разные онтологические картины мира, одна из которых делает эмпирический научных подход к окружающей среде возможным, необходимым, неизбежным. Фигуры, стоящие за формированием данной онтологии и одновременно гносеологии многим известны: Декарт, Бэкон, Спиноза, Паскаль, Галилей и другие. Как отмечает в интервью Щедровицкий, философия (имея ввиду методологическую перспективу видения) — это рефлексия предельных вопросов и попытка вывести их в рациональную сферу, перевод опыта жизнедеятельности в понятия.
Вот на этом моменте мы подходим к тому, что нечто называемое теорией, как таковой теорией не является. Напротив, вместо этого возникает некое тождество действия, которого можно назвать социальным и его методологией, а их функционирование — подчиненние производству структуры, не имеющей под собой какой-либо актуальности, ни временной, ни действительной, но различной и различимой. Маркс пишет, что иррелигиозной критикой являются представления, что человек создает религию, а она его нет, тогда как религия есть опиум народа. В мире, где все и так уже имеет место быть, акт творения невозможен. По Леви-Строссу он подобен идеальному каталогу. Свойством мыследеятельностного языка и осуществленного действия и будет теория, которая меня интересует больше, чем теоретическая практика, понимая при этом, что нельзя упразднить философию, не осуществив ее в действительности.