Два вуза, в которых я учился.
МГУ. Сегодня студентов, в том числе Ольгу Мисик, спросивших у ректора Садовничего о преследовании аспиранта Азата Мифтахова, выталкивает из зала охрана.
Дипакадемия. После моего твита о календаре со Сталиным на стенке главы кафедры там инициируют посты в защиту «вождя народов» под лозунгами «а что у вас на стене» и «историческое принятие».
Эти два случая об одном и том же.
Азат Мифтахов признан «Мемориалом» политзаключенным:
https://memohrc.org/ru/defendants/miftahov-azat-fanisovich Его после анонимных угроз пытались посадить три раза. В качестве доказательства вины (якобы изготовление взрывчатки и разбитое окно в офисе ЕР) следствие использовало два аргументы. Первый – пытки (в частности, попытка просверлить грудь электрическим шуруповертом). Второй – показания засекреченного свидетеля «Андрея Ивановича Петрова». Азату не нужно быть виноватым: достаточно, что виноватым его посчитал товарищ майор.
Ректор МГУ считает это нормальным: единственная его реакция – это натравливание охраны на студентов, задающих вопросы. А ведь Садовничий, наверняка, не хуже меня помнит Галича: «Промолчи – попадешь в палачи. Промолчи – попадешь в первачи. Потому что молчание – золото». Вот он и молчит, как и его совесть.
На этом фоне история со Сталиным на стенке – казалось бы, пустяк. Но одно тянет за собой другое. Когда признание становится царицей доказательств, а пытки нормой следствия, тогда и появляется на стенке Сталин. Или наоборот? Так и начинается «историческое принятие», за которым идет полное принятие современности. Зря не посадят, пытают – значит, надо. И, конечно, «меня не коснется».
Тех, кто понимает, что это не так, всегда мало. На весь зал в МГУ нашлось 4 человека, тех, кто смог задать вопрос о позорном молчании. А в Дипакадемии студенты переглядываются, но очень по-взрослому молчат. Потому что «боятся репрессий».
Какие славные молчальники идут на смену Садовничему. У них, не по годам умных, все будет хорошо: если, конечно, однажды – по нелепой ошибке – им к груди не приставят шуруповерт. Тогда они заговорят, но будет поздно.